Ночью мне приснился ангел. Странный ангел с неясными чертами бледного лица. Он был одет в белый хитон. Но вместо крыльев за спиной – генеральские огромные погоны. Это могло бы вызвать улыбку, если бы не жуткое остервенение, с которым ангел вламывался в мое окно. Оцепенев, мы с отцом сидели во мраке комнаты, а посланник небес раз за разом чуть удалялся для разгона и вновь стремительно бился в стекло, пытаясь ворваться в квартиру. От досады бледное лицо его перекосилось…
Я проснулся от грохота своего сердца. Короткая июньская ночь уже вылиняла в ожидании рассвета. К полудню я забыл о страшном сне. А вспомнил только через три месяца – в конце сентября.
Недели за две до этого наш шеф собрал редколлегию.
– Вы знаете, что в одном из субъектов Российской Федерации здесь, на Северном Кавказе, грядут выборы президента республики. Одним из основных претендентов является генерал армии Тугаев, бывший заместитель министра обороны, недавно снятый со своего поста за темные дела. Мы – газета военного округа и по закону не должны вмешиваться в политику. Но, думаю, и в стороне от этого события оставаться нельзя, – и редактор посмотрел в мою сторону, поскольку я – начальник отдела общественных проблем.
Между бровей у шефа нарисовалась вертикальная морщина. Значит, дело серьезное.
– Тугаева мы все прекрасно знаем. Сволочь высокой пробы, – начинаю я, поглядывая на притихших коллег. – Он в Чечне боевикам и вертолеты продавал, и «Грады»… Да и сейчас в предвыборной борьбе на бандитов опирается. Чеченские полевые командиры и местные ваххабиты ездят по русскоязычным районам и запугивают людей, чтоб голосовали за Тугаева. За ним стоят мусульманские экстремистские организации. Это новый Джохар Дудаев. Он начнет гражданскую войну. Будет вторая Чечня.
– Откуда вы знаете? – вставляет вечно сомневающийся замредактора.
– Собкоры из центральных газет рассказывали, – пытаюсь рассеять его сомнения, хотя информацию мне подкинули знакомые ребята из спецслужб. – Тугаев на встречах с избирателями говорит, что Россия – банкрот, фактически ее больше не существует, ориентироваться нужно на Турцию, Международный исламский банк и так далее. В общем, позиция ясная как божий день. Считаю, по Тугаеву нужно нанести точечный удар.
– Вот ты и наноси, – вставляет редактор. – Ты у нас рулишь общественными проблемами, околополитические дела – твоя сфера. Пиши!
– У Тугаева связи в Минобороны и Генштабе. К тому же он до сих пор в кадрах: то ли советник, то ли инспектор, – осторожно говорит замредактора, глядя в стол и теребя авторучку. – Нас раздавят за антитугаевскую публикацию.
– Ну, раздавят не нас, а лично меня, – вздыхает редактор и трет наморщенный лоб.
Повисает тишина. Редколлегия скрипит стульями и прокашливается.
– Цену Тугаеву знает весь округ. Тут все офицеры Чечню прошли. Подавляющее большинство этого иуду терпеть не может, – говорит шеф, посматривая на свои телефоны. – То же самое и в Москве… Нельзя нам молчать.
– Да, да, – закивало несколько человек.
– Не бойтесь. Все фитили я отгребу. Пиши, Андрей, – взгляд в мою сторону. – Вопросов нет?.. Свободны! – И закурил…
За три дня я перелопатил центральные газеты и Интернет с компроматом на Тугаева, перечитал все публикации про незаконные дома и дачи, про торговлю оружием, про коммерческую деятельность самого генерала и его семьи и выдал на стол шефу убойную статью «Иуда в лампасах».
Редактор выкурил три сигареты, пока читал, и поднял на меня глаза, полные тревоги.
– Это ужас, – сказал он тихо. – Волосы дыбом встают… Может, поставишь псевдоним?
– Да мой псевдоним знают не меньше чем фамилию. Да и стиль знают. Специалисты в предвыборном штабе вычислят это запросто. Ты о себе лучше подумай…
– Ну, не знаю, – вздыхает шеф и делает морщину меж бровей. – Если нас не убьют, все остальное – ерунда.
– Да ладно, – машу рукой. – Мы с тобой и так в числе злейших врагов чеченского народа. Не убили же, как видишь… Вот снять тебя могут.
– Своих я не боюсь. Отбрешусь как-нибудь. Статью надо давать. Но для начала ты свяжись с конкурентами Тугаева по предвыборной борьбе, пусть закупят дополнительный тираж для республики.
– С кем конкретно связаться? – спрашиваю. – Там пять человек в «забеге» участвуют.
– С кем хочешь. Главное, чтобы побольше народа узнало, кто есть ху…
Через несколько дней в кипящую выборами республику ушло 100 тысяч экземпляров нашей газеты со статьей «Иуда в лампасах», и телефоны у шефа раскалились. Он сидел в кресле, как на пороховой бочке. А еще через пять дней после выхода номера позвонил Казарин. Это было в конце сентября. Но впервые Казарин возник из небытия три месяца до того – еще в июне…

Пять лет назад в автокатастрофе погибла моя жена, и теперь меня считают опытным в похоронных делах. Это заблуждение. Пять лет назад я был в полуобморочном состоянии и почти ничего не помню. Тем не менее редактор вызвал меня, исходя из этих заблуждений. К нему приехал однокашник из Москвы и попросил помочь поставить памятник на могиле бабушки. Бабушка давно лежит на нашем городском кладбище под сгнившим крестом и терзает душу однокашника моего шефа.
Я вошел в кабинет главного, еще не зная причины вызова, и вытаращил глаза от удивления.
– Узнаешь? – улыбнулся мне шеф.
– Саня! Казарин! – Мы сцепились в объятиях.
Я помнил его по училищу. Наш факультет военной журналистики был небольшой – всего человек двести курсантов. Даже спустя многие годы мы узнаем друг друга и кидаемся в объятия, как родные.
– Понимаешь, Андрей, я тут подгадал к вам командировочку, – упал в кресло Казарин, и усы его обвисли.
Он рассказывал про заросшую сорняком бабушку и одинокую тетку, доживающую век в развалившемся доме в Нахаловке – трущобном районе Ростова-на-Дону. А я слушал и вспоминал, как он совершал вечерний туалет в нашей училищной казарме.
Мы жили на одном этаже – наш первый курс и его третий. Я стоял дневальным у тумбочки, а Саша Казарин – абсолютно голый, если не считать резиновых тапочек-вьетнамок, медленно шел с полотенцем в руке в умывальник, шокируя бледной задницей одуревших от военной дисциплины тонкошеих первокурсников.
Он мылся долго и тщательно, окатывая себя холодной водой. После отбоя я со шваброй гонял по умывальнику мыльные волны в водосток, а Сашка, не прикрывая гениталий, курил у окна и глядел на меня, суетящегося с тряпкой, мудрыми серыми глазами.
– Понимаешь, Андрюша, – дым сочился сквозь его искупанные золотистые усы, – я старый геморройщик и должен следить за своим телом, а то девушки любить не будут.
Я стыдился поднять голову от швабры, видя только его длинные сильные ноги. Казарин был старше меня. В училище он поступил уже после солдатской службы и двух курсов какого-то института. Он прожил на свете лет двадцать пять и по-мужски был красив. Высокое тело без капли лишнего жира, с узкими бедрами и широкой грудью венчала русая голова с гусарскими усами. Нос у него был изумительный – длинный и тонкий, с чуткими ноздрями. Усы скрадывали его чрезмерность.
Казарин лукавил по поводу девушек. Он знал, что нравится женщинам. А мы знали, что они любили его до самозабвения. Даже училищные почтенные дамы с кафедр русской литературы и иностранных языков млели и задыхались под сенью его носа и усов. Казаринский мягкий голос обволакивал их теплой прозрачной паутиной, и неудивительно, что по литературам и языкам Сашка был отличником.