Осень 1264 года от основания Аквилонии.

Город Шадизар, Замора.

– И наконец, я хотела бы знать, куда делись деньги. Ши?..
Тот, кому адресовался сей щекотливый вопрос – смазливый парень шемитской наружности, лет двадцати от роду, в славном городе Шадизаре известный как Ши Шелам, мелкий карточный жулик и карманный воришка – поднял голову и наградил Диери Эйтолу широкой проказливой улыбкой.
– Ты становишься подозрительной, милая моя. Почему, чуть что, сразу обвиняют бедного Ши? Вон Малыш лежит. Может, он взял. На покупку нового меча.
Ши повозился, устраиваясь поудобнее на корточках у стены там, куда не доходили косые лучи осеннего, но все еще горячего шадизарского солнца. Сидел он таким неудобным образом, во-первых, спасаясь от жары – в дешевых комнатах постоялого двора «Хромая лошадь» являвшейся одним из главных бедствий, наравне с клопами и скверной кухней – а во-вторых потому, что прочие предметы небогатой обстановки были заняты.
Посреди комнаты на единственном табурете восседала Диери с весьма недовольным видом, держа на коленях резную палисандровую шкатулку, в каковой компания обыкновенно хранила считавшееся общей собственностью золото. На широкой постели расположился долговязый, жилистый и молчаливый подросток, чья варварская внешность и диковинный для стран Полудня ярко-голубой цвет глаз выдавали выходца из далеких полуночных краев, вероятно, Киммерии или Ванахейма. Молодого варвара звали Конан, сам он представлялся как Конан из клана Канах. Ши по старой неискоренимой привычке величал приятеля Малышом, хотя внешне киммериец выглядел, пожалуй, посолиднее тощего и вертлявого Ши. Конан, впрочем, не обижался – привык.
Услыхав свое прозвище в столь неблаговидном смысле, Конан отложил в сторону короткий меч-гладиус (кстати, вправду совершенно новый) и посмотрел на Ши с явным неодобрением.
– Врет он все, – хмуро заявил киммериец. – Как дитя малое. Диери, он деньги в кости спустил. В «Голубой луне» Кривому Зартаку.
– Восемьдесят полуимпериалов?! – ахнула Диери. – В кости?! Ши, это правда?
Улыбка Ши несколько поблекла.
– Ну… Что такое деньги, в конце концов? Сегодня они есть, завтра нет. А ты тоже хорош, друг называется! Следил за мной, что ли?
– Сегодня, пока ты спал, из «Луны» приходили, – так же мрачно ответствовал Малыш, снова беря в руки меч и высматривая на свет заточку клинка. – Ты в долг играл? Играл. Можешь спокойно дрыхнуть дальше, я Зартаку заплатил. Теперь ты мне должен сорок полуимпериалов.
Диери покраснела. Казалось, девушка сейчас заплачет.
– Поверить не могу, – воскликнула она. – Ты забыл, что нас грозятся выселить? Ши? Я тебя спрашиваю!
Воришка заерзал, виновато поглядывая на Деяниру.
– Я отработаю, Диери, – пообещал он. – Правда. На днях должен придти караван из Кордавы. Схожу на рынок, и…
– Прежде навести ближайший храм Бела-Обманщика и помолись на удачу, – ядовито посоветовал Конан. – Если тебя возьмут на горячем, мы не сможем даже наскрести денег на выкуп.
Ши начал было возражать, но Диери прервала его излияния скептическим жестом.
– И впрямь как дитя… Придется заложить или продать что-нибудь, только что? В самом деле, Конан, откуда у тебя взялся этот клинок? И вдобавок сорок полуимпериалов? Повстречал кого-то в темном переулке, да?
И тут Малыш, к несказанному удивлению друзей, залился густой краской.
– Понимаешь ли, Диери, – пробормотал он, глядя в добела отскобленные доски пола. – Я… В общем, я нашел работу.

* * *

– Чудовищно! Невообразимо, непредставимо и уму человеческому неподвластно! – вопиял Ши, мечась из угла в угол, подобно плененному хищнику. – Малыш, ты рехнулся! На тебя наслал порчу злой колдун! Тебя опоили! Как ты мог, нет, ну как ты только решился на такое!
– Не вижу ничего страшного, – буркнул Конан в ответ на гневную риторику приятеля. – Ремесло как ремесло. Не хуже других.
– Не хуже других, он говорит! – воздел руки Ши в непритворном возмущении. – Да подайся ты к старшине квартала вышибалой, я бы слова не сказал! Срезал бы кошельки, как всякий порядочный шадизарец в твоем возрасте… Но такое!..
– Между прочим, в нашем клане, – угрюмо сказал Малыш, – работа человекоохранителя считалась почетной и уважаемой.
– Ши, конечно, преувеличивает… – жалобно протянула Диери. – Конан, ты хорошо подумал?
– Я вообще не понимаю, чего Ши не нравится, – защищался киммериец. – Кстати, если б я не отдал свое жалование за долги одного моего приятеля Кривому Зартаку, Кривой этого приятеля давно бы развесил на окрестных заборах. В назидание прочим.
– Он не понимает. Он, видите ли, не понимает! – возопил Ши Шелам. – Так. Беру себя в руки… и спокойно… словами, доступными даже варвару… объясняю, что мне не нравится. Ты – дубина!!!
Диери, несмотря на серьезность момента, не выдержала и прыснула.
– Очень доступно, – съехидничала она.
– На что ты польстился? – продолжал разоряться Ши. – На двадцать империалов «подъемных» и новый меч? Или, может, на красивую форму, на лживые посулы зазывалы-вербовщика? Разве можно быть столь непроходимо тупым? Ты же видел городскую стражу, во что они превращаются уже на первом году службы: ржавые мечи, голодные глаза, брюхо до колен и никакого уважения. Стража! Тьфу! Сборище косоруких увальней! Хочешь стать таким же? Приятель, одумайся, пока не поздно!
– А, вот ты о чем, – вздохнул Конан с явным облегчением. – Погоди кричать, я ведь нанялся не в городские стражники. Они там поголовно полные олухи. Нет, дознаватель Рекифес, как обещал, принял меня в Сыскную Когорту.
Ши потерял дар речи.
– Помнишь, пару лун назад, – принялся рассказывать Малыш, по-своему истолковав внезапное молчание друга, – мы разобрались с Пустотниками – паучатами, и Рекифес предлагал нам обоим поступить к нему на службу? Я еще подумал: может, впрямь наняться? Платят неплохо, занятие уважаемое и вдобавок нескучное. Мой дедушка Аудагос всегда говорил… Эй, ты чего?!
– Светлый Митра, – простонал Ши, закрыв глаза и равномерно стукаясь затылком о стену в знак величайшего душевного расстройства. – Бел-Покровитель и Кэто Сладкобедрая, будьте свидетелями, я его сейчас убью. Вот успокоил, нечего сказать!
Карманник метнулся через комнатку и присел перед варваром на корточки, уставясь на того снизу вверх.
– Ты, понятно, человек пришлый, – задушевно проговорил Ши. – Может, тебе глубоко плевать, какие слухи про тебя пойдут. Может, тебе вовсе твоя варварская шкура не дорога. Только, видишь ли, я тут родился. Если ты не понял, Малыш, то я повторю – здесь не твоя захолустная Киммерия. Здесь Шадизар. Его еще именуют Столицей Воров. Да если хоть одна живая душа пронюхает, что Ловкач Ши, никогда не промышлявший ничем, кроме честного-благородного воровства, водит дружбу с парнем из Сыскной Когорты дознавателя Рекифеса… Меня ж зарежут. Опомнись, а?
– Я слово дал, – хмуро отрезал Конан.
– Диери, скажи ты ему! – взвыл воришка. – Ты ведь тоже родом из нашего славного городка. Разве порядочная шадизарская девица может жить с сыскарем?
– Может, – заявила девушка, хотя ее голосу недоставало уверенности. Киммериец насупился еще больше. – Конан… Правда, ты бы не торопился… Зачем тебе это надо?
– А что мне остается делать? – отозвался киммериец. По сравнению с прямо-таки кипящим от возмущения Ши Шеламом варвар казался образчиком ледяного спокойствия, и только тот, кому посчастливилось узнать Конана достаточно хорошо, понял бы, какие усилия он прилагает, дабы казаться невозмутимым. – Воровать, как Ши, у меня пока не получается. Устроиться вышибалой на какой-нибудь постоялый двор? Пробовал, не берут. Говорят, нужно слово квартального старшины.
– Обратился бы… – начал Ши.
– Да знаю, к Кодо. Ну не для меня это! Одному улыбнись, другому в морду дай, да смотри не перепутай, не то самому по шее накостыляют. Подай – принеси. Холуйское занятие! Нет, настоящий мужчина сам себе должен быть хозяин. Короче, или к караванщикам в охрану наниматься, или – вот.
Ши уселся, скрестив ноги, под окном, откуда насмешливо поглядывал на степенно рассуждающего Малыша.
– Теперь ты, значит, уважаемый страж закона и сам-себе-хозяин, – язвительно заметил он, едва Конан умолк. – Всякую седмицу будешь получать по двадцати кругленьких блестящих империалов туранской чеканки, расхаживать с замечательным новеньким мечом на заднице, восстанавливать благочиние, возвращать на путь истинный падших девиц и защищать убогих, больных и слабоумных. Дадут тебе в Наставники старого толстого выпивоху, который только и умеет твердить, как надоел ему этот растреклятый городишко, и отправят расследовать запутанное, таинственное дело о покраже колченогого осла в Нищебродном переулке. Да, насчет этого чудесного меча – не советую показываться с ним на улицах, потому что бесстрашные хранители городского порядка обыкновенно щепают такими лучину для растопки. Тебя попросту засмеют.
– Зачем только я отдал Зартаку сорок монет? – удрученно пробормотал Конан. На Ши явно накатило вдохновение:
– Кстати, о монетах! Диери, имей в виду – на свое а-агромное жалование Малыш теперь сможет покупать тебе по дешевенькому кхитайскому шарфику раз в поллуны. Если, конечно, будет отказывать себе во всем и станет обходиться одной миской тухлой чечевицы в день!
– Ши, прекрати, – вступилась Диери. – Конан, не слушай его!
Конан вздохнул, покачал головой и вышел из комнатки, прихватив злосчастный гладиус. Ши проорал вслед приятелю:
– Непременно научись брать взятки! Не то помрешь с голоду!
Внизу гулко хлопнула входная дверь.
– Совсем рехнулся парень, – с сожалением произнес воришка, оборачиваясь к девушке. – Доблестный человекоохранитель, поди ж ты…
И немедленно схлопотал звонкую оплеуху.

* * *

Самое обидное, что Ши почти во всем оказался прав.
Например, касательно личности Наставника, на коего Рекифес возложил заботы о новом подчиненном. Достопочтенный Шетаси уль-Айяз действительно был стар, грузен, склонен к неумеренности в выпивке и брюзжанию по любому поводу. Почти всю свою долгую жизнь он провел в рядах городской стражи, дослужившись до звания старшего письмоводителя при его светлости Верховном Дознавателе.
Шетаси оставалось всего два года до заслуженной отставки, когда судьба решила на прощание устроить ему изрядную каверзу.
Из Бельверуса прибыл новый дознаватель, его милость Рекифес, немедля заслуживший прозвище Немедийской Чумы, и принялся наводить порядок по своему усмотрению. Разогнал половину городской стражи, набрав взамен новых людей, повесил за мздоимство старшину Таможенной управы, учинил с десяток облав в кварталах Ночная Пустошь и Скена, и, к всеобщему удивлению, добился того, чтобы изловленные грабители, скупщики краденого и содержатели притонов отправились кто на виселицу, а кто на рудники Соленых Озер. В довершение Рекифес создал Сыскную Когорту, и Шетаси уль-Айяз, мысленно готовившийся к позорному изгнанию со службы «за полнейшей непригодностью», внезапно оказался приписанным к этой самой Когорте – Наставником для молодежи, советником и ходячим кладезем сведений о том, кто чего стоит в славном городе Шадизаре.
Шетаси покряхтел, сплюнул, мысленно проклял тот день, когда чья-то мудрая голова в Немедии решила облагодетельствовать Заморийский протекторат, до блеска надраил латунную бляху с изображением дракончика и приступил к отправлению порученных обязанностей.
Заключались таковые в написании и разборе многочисленных бумаг и бумажек, неизбежно сопровождавших судопроизводство в любой стране Восхода и Заката.
Дней пять тому мирное бытие достопочтенного Шетаси, клевавшего носом над прошениями о помиловании заключенных тюрьмы Алронг, нарушило внезапное появление грозного Верховного Дознавателя, сопровождаемого неким молодым человеком. Незнакомец – лохматая черноволосая орясина зверовидного облика – помалкивал, с откровенным любопытством поглядывая по сторонам.
«Небось, на допрос с пристрастием притащили, – злорадно подумал уль-Айяз. – Ничего, сейчас запоет, как миленький!»
Однако месьор Рекифес как-то растерянно кашлянул, окликнул старшего письмоводителя, с показным усердием ворошившего стопку пергаментных листов, и представил ему своего спутника:
– Шетаси, это Конан. Новенький из Сыскной Когорты. Парень старательный, только знаний пока не хватает. Растолкуй ему, как и что. В общем, не мне тебя учить.
Засим Рекифес подозрительно быстро удалился. Уль-Айязу послышался тихий ехидный смешок, испущенный скрывшимся за дверью дознавателем.
Почтенный уль-Айяз и странноватый Конан с равным недоумением уставились друг на друга. Неизвестно, о чем размышлял начинающий человекоохранитель, Шетаси же, ничего покуда не заподозривший, прикидывал, к какому бы делу приставить навязанного воспитанника.
– Читать-писать, само собой, не умеешь? – на всякий случай уточнил он. На миг появилась робкая надежда – вдруг удастся скинуть на подчиненного бумажную возню?
– Нет, – худшие ожидания старшего письмоводителя подтверждались – ему на шею повесили туповатого деревенского недоумка. Ну, спасибо, ваша дознавательская милость!
– Тогда что умеешь? – поинтересовался уль-Айяз.
– Немножко драться и больше ничего, – обескураживающе честно ответил мальчишка-варвар.
Шетаси с трудом оторвался от табурета, выглянул в окно своей каморки, убедился, что Рекифеса вблизи не наблюдается, и вполголоса осведомился:
– Тогда на кой ляд ты вообще вздумал податься в сыскные? Шел бы в вышибалы, а то в охранники к какому-нибудь купчишке…
– Не хочу, – твердо заявил провинциал.
– Чего ж ты тогда хочешь?
Конан набрал побольше воздуха и разразился речью – похоже, старательно обдуманной и едва ли не затверженной наизусть. Смысл ее улавливался без труда, и Шетаси только головой покачивал от изумления: не переводятся же на земле подобные восторженные юнцы!
Неведомо откуда взявшееся порождение Полуночи вбило себе в голову, что человекоохранительное ремесло – единственное достойное занятие в Шадизаре. Перечислялись дедовские заветы («Дед у тебя, должно быть, варвар еще тот…» – подумал еле сдерживавший зевоту старший письмоводитель), благочиние («Слово-то какое знает, и произносит почти без ошибки!»), высказывалась горячая надежда на приличное вознаграждение («А порой, надо признать, мыслит здраво…») и упоминался неведомый предок, также исполнявший в родных краях гостя должность порядкоблюстителя.
Наконец Конан выдохся и замолчал, вопросительно косясь на многозначительно прижмурившегося уль-Айяза.
– В Шадизаре давно живешь? – осведомился старший письмоводитель городской управы.
– С нынешней весны…
– Просто удивительно, как долго ты умудрился протянуть, – вздохнул Шетаси. – И еще удивительнее, малыш, какая невероятная каша булькает у тебя в голове.
Выражение физиономии будущего стража Закона стало чуточку опешившим. Должно быть, он ожидал совершенно иной встречи.
– Ничего, все мы когда-то были молодыми и глупыми, – фальшиво обнадежил приунывшего воспитанника уль-Айяз. – Держись меня и не пропадешь. Кстати, я – Шетаси уль-Айяз. Можно просто Шетаси. Постарайся обойтись без всяких там «достопочтенных» и «высокорожденных», и мы наверняка поладим. Ну, с чего начнем твое, с позволения сказать, обучение? Город знаешь?
– Немного, – визитер освоился на новом месте, снял с табурета толстенную стопку описаний нераскрытых дел и уселся. – Квартал Нарикано – я там живу. Квартал Сахиль, Ночную Пустошь, базары, Каменный рынок…
– На рынках кошельки резал? – как можно строже рявкнул Шетаси.
– Друзья пытались научить, ничего не вышло, – нехотя признался Конан.
– Понятно, – пробурчал старший письмоводитель, помыслив при этом: «Прислал же Митра бездаря…». Заплывшие жиром сонные глазки Шетаси встретились с твердым взглядом варвара, и от сквозившего в сем взгляде искреннего рвения старый сыскарь впервые ощутил неясное беспокойство.
– Почтенный Наставник, а что я должен делать? – осмелев, произнес Конан. Шетаси рявкнул:
– Сказал: никаких титулов! Не люблю подхалимов, – кряхтя, он выбрался из-за казавшегося таким уютным стола, оказавшись при этом вдвое толще и на голову ниже долговязого варвара, и возгласил: – Что до обучения, так это можно, это мы мигом… Для начала, сынок, пойдем-ка прогуляемся.
Мальчишка с готовностью вскочил. Раздалось лязгающее звяканье, и уль-Айяз увидел на поясе новоявленного Стража Когорты косо болтающиеся ножны с вложенным в них новеньким гладиусом скверной ковки, коими обычно вооружали городскую стражу.
– Где взял такую дрянь? – возмущенно спросил он, тыча пальцем в ножны.
– На оружейном складе выдали, – с гордостью ответствовал Конан. – По приказу его светлости Рекифеса. Велели всегда носить… А что?
– Убери и спрячь, – распорядился Шетаси. – Ты всерьез намеревался расхаживать с этим по городу?
Он негодующе фыркнул, удивляясь провинциальной наивности, и приступил к сборам. Один стилет – в ножны, спрятанные под рукавом рубахи, второй – за отворот сапога. Кошель, набитый медью – прицепить к поясному ремню на видном месте. Если срежут, не жаль. Другой кошель, с серебряными талерами и туранскими суффи, уль-Айяз старательно запрятал в пояс, дабы ничьи не в меру проворные ручонки не смогли до него добраться без ведома хозяина. Прихватив залитую свинцом дубинку, Шетаси оглянулся на подопечного, с живым интересом следившего за его действиями.
– Жаль, Рекифес только одного тебя прислал, – хмыкнул почтенный уль-Айяз. – Вечно его высокомудрая светлость чего-нибудь недодумает… Двоих бы мне таких, как ты – цены б вам не было.
– И что тогда? – недоуменно вопросил начинающий человекоохранитель. Шетаси всплеснул руками:
– Как что? Носили бы меня в паланкине, хоть какая-то польза! – и оглушительно заржал. Варвар подумал и, к немалому удивлению достопочтенного старшего письмоводителя, захохотал еще громче.
«Ничего парнишка, – удовлетворенно подумал уль-Айяз. – Шутку понимает. Пожалуй, сработаемся».
Между тем Конан веселился совсем по иному поводу – представив себе тощего Ши в роли носильщика. Шетаси отер пот со лба и скомандовал:
– Ну, чего ждешь? Кидай свою железяку в угол и пойдем. Эх, молодежь… Учить вас и учить!

* * *

Первую прогулку по Шадизару в обществе достопочтенного Шетаси Конан запомнил надолго. Киммериец самоуверенно полагал, что друзья ознакомили его со всеми достопримечательностями и он более-менее освоился с царящими здесь порядками. Во всяком случае, мог с первого взгляда отличить кучку зевак, глазеющих на скорпионьи бои, от вроде бы совершенно такой же кучки, погруженной в созерцание игры «Камень, нож, листок».
Шетаси уль-Айяз удостоил подобные сборища наименования «мелочи пузатой», с чем Конан молча согласился. При виде с достоинством топающего по пыльной мостовой письмоводителя Сыскной Когорты игроки и зрители мгновенно брызнули врассыпную, растворившись в узких грязных переулках.
– Мелочь пузатая, ни к чему не годная, – повторил уль-Айяз и решительно свернул в сторону видневшейся неподалеку островерхой башенки зеленого цвета. Это место Конан тоже знал – площадь Благословений, примыкающая к главному митрианскому храму города. Площадь как площадь, ничего интересного. Зачем Наставнику понадобилось сюда тащиться?
Конан еще не решил, как относиться к человеку, с которым его познакомил дознаватель Рекифес. Понятно, что воин из уважаемого Шетаси, чей живот напоминает вместительный пивной бочонок, никакой. Надо полагать, единственное достоинство уль-Айяза – отличное знание шадизарской жизни. Тоже неплохо и полезно. Стоит повнимательнее слушать его рассуждения, пусть они чрезвычайно многословны и не всегда вразумительны.
На ступенях широкой лестницы храма, сложенной из желтоватого песчаника, шла какая-то возня – с криками, частыми взмахами рук и пронзительными взвизгиваниями. Вот из общей свалки выпал растрепанный серый ком, лихо кувырнулся по ступенькам, шлепнулся и, прихрамывая, споро заковылял прочь. Иногда существо – обычный сухоногий побирушка – оборачивался, понося собратьев по ремеслу на туранском и шемском наречиях. Державшаяся в отдалении группка зрителей приличного вида одобрительно засвистела.
– Разогнать? – с готовностью предложил Конан, сообразив, что у храма происходит обычнейшая свара между нищебродами, делящими лучшие места.
Шетаси в притворном ужасе схватился за сердце:
– Мальчик, ты на солнце, случаем, не перегрелся? Или тебе не растолковали, где ты имеешь честь служить? В Сыскной Когорте месьора Рекифеса! Запомнил? Драки между нищими, мелкие жульничества, обсчеты, обвесы, обмеры, торговля гнилым сукном и прочая чепуха нас никоим образом не касаются. Пусть этим городская стража занимается, за то ей деньги платят.
– Что тогда касается нас? – немедля пожелал выяснить Конан.
– Ну-у… – уль-Айяз внушительно поднял толстый палец, украшенный кольцом с большим, но показавшимся варвару поддельным рубином. – Убийства. Кражи и мошенничества, совершенные с особым размахом. Контрабанда. Вымогательство и еще вот такие предприимчивые бездельники…
С последними словами, прозвучавшими невнятной скороговоркой, почтенный старший письмоводитель с неожиданной для его возраста и комплекции стремительностью развернулся, ловким (наверняка отработанным за многие годы) жестом сгреб за шиворот неприметного малорослого типа, размашисто встряхнул, как кошка трясет пойманную мышь, и развернул физиономией к себе. Пойманный отчего-то не вырывался, не голосил, заверяя мир в своей невиновности, и только пробурчал:
– Доброго здоровьичка, месьор Шетаси.
– За мое здоровьичко не беспокойся, свое побереги, – рыкнул вышепоименованный месьор. – Ну-ка брось! А ты, юноша, подбери.
Типчик покорно разжал пальцы. В дорожную пыль грузно шлепнулся увесистый кошель, каковой Конан не замедлил проворно подхватить.
– Конан, ты не заметил поблизости парочки лоботрясов из городской стражи? – задумчиво осведомился старший письмоводитель, продолжая слегка потряхивать бедолагу – просто так, для порядка, дабы тот не счел себя забытым. – Ибо несообразно двум героям из Сыскной Когорты тратить свое драгоценное время на препровождение в застенки Алронга мелкого гнуса по имени Бирмит, а по прозванию Крыса, каковой Крыса даже кошелек у купца толком срезать не в состоянии, чем позорит наш достославный город. А, Бирмит? Чую, пора тебе на заслуженный отдых.
– Месьор Шетаси, не сдавайте! – взмолился Бирмит Крыса, а Конан деловито сообщил:
– По-моему, патруль городской стражи мы недавно миновали.
– Можешь ли ты сказать нечто, способное облегчить твою участь и доказать, что ты еще не окончательно потерян для общества? – печально поинтересовался Шетаси у неудачливого карманника.
Опасливо поглядывая на хмурого Конана, воришка что-то быстро зашептал Шетаси в самое ухо, заросшее седым жестким волосом. Почтенный уль-Айяз рассеянно кивал. Когда Крыса закончил, Шетаси испустил тяжкий вздох и неожиданно выпустил из пальцев воротник его чудовищно засаленного халата, отчего Бирмит шлепнулся на четвереньки, однако немедля вскочил и с поразительной быстротой отбежал на пару десятков шагов.
– Псы поганые! – завопил он, оказавшись в безопасности. – Чтоб вам лопнуть!
– Догнать? – азартно предложил Конан.
– А сможешь? – спросил Шетаси с некоторой завистью. – Да Сет ему в попутчики. Я его завтра опять поймаю. Много там?
– Где? – не понял киммериец. Потом сообразил и распустил шнурок на подобранном кошельке. – А-а…Ого!
– Дай сюда, – недовольно буркнул Шетаси, отбирая кошель. – И запомни, сынок: все изъятое у нарушителей закона должно быть немедленно сдано в городскую казну.
С этими словами он запихал кошелек к себе в пояс.
Отчего-то Конану показалось, что содержимое городской казны сегодня не пополнится.
Следующую остановку Наставник и тенью следовавший за ним ученик совершили в таверне «Звездный мост». Молодому киммерийцу об этом местечке рассказывали приятели, причем рассказ непременно сопровождался восхищенными закатыванием глаз и многозначительным прицокиванием языка. Оказалось – заведение как заведение, только почище и кормят наверняка не в пример лучше «Хромой лошади». Почтеннейший Шетаси грузно привалился к стойке, небрежно поманил пальцем хозяина, выросшего перед ним, словно из досок пола, и завел с ним тихую беседу.
Заинтересовавшийся Конан навострил уши, однако речей старшего письмоводителя не расслышал. Долетали до него только отдельные реплики хозяина «Моста», чье лицо приобретало то бледный, то зеленоватый оттенок, а голос предательски срывался.
– …кто говорит?!
– …Митрой Всевидящим клянусь!
– …почтеннейший уль-Айяз, жить-то надо…
– …как есть якшается с туранцами, а пахучую дрянь прячет на заднем дворе, за балкой овечьего сарая…
– …да никогда в жизни!
С последними словами хозяин проворно нырнул за стойку, откуда появился уже с маленьким кожаным мешочком, стремительно перекочевавшим за широкий пояс почтеннейшего Шетаси, составив компанию кошельку Бирмита Крысы.