Робертс Нора Обманутые иллюзии

Автор: Робертс Нора. Жанр: Любовные детективы

Пролог

Молодая женщина исчезла. Это был очень старый фокус в современной обработке, но зрители все так же замирали от изумления. Простофили-фермеры на карнавале или лоснящаяся толпа Рейдио Сити – всех их было одинаково легко обмануть.
Ступив на стеклянный пьедестал, Роксана почувствовала, как зал замер в предвкушении чуда, на серебряном лезвии между надеждой и неверием. Все: от президента до слуги – подались вперед на своих креслах.
Все равны перед магией.
Так говорил Макс, вспомнила она. Много, много раз.
Среди кружащегося дыма и танцующих лучей пьедестал медленно поднимался, торжественно поворачиваясь под звуки Голубой рапсодии Гершвина. Полный оборот своей оси, чтобы все смогли хорошо разглядеть прозрачный, как лед, постамент со стройной женщиной на нем. И забыть, что из вот-вот обманут.
Представление, учил ее Макс, это грань между шарлатанством и искусством.
Соответственно музыке Роксана надела томно-синее блестящее платье, которое плотно облегало ее длинное, гибкое тело – так плотно, что ни один внимательный зритель не поверил бы, что под украшенным блестками шелком есть еще что-нибудь, кроме кожи. В длинных рыжих волосах, как в каскаде огня, сияли тысячи перламутровых звездочек.
Огонь и лед. Как они могут сочетаться в одной женщине? – невольно спрашивали себя люди.
Как во сне или в трансе, ее глаза были – или казались – закрытыми, а тонкое лицо запрокинуто вверх, к украшенному звездами потолку сцены.
Пьедестал все поднимался, а руки теперь медленно и плавно двигались под музыку, пока не замерли вверху, над головой. Изумительное зрелище, но и практическая необходимость – иначе волшебство не сможет состояться.
Она знала, что это был красивый номер. Дым, огни, музыка, прекрасная волшебница. Ее привлекала театральность происходящего, хотя и забавляло то, что для публики она невольно становилась извечным символом прекрасной одинокой женщины, замершей на пьедестале выше всех мужских тревог и стремлений.
Одновременно этот номер был и чертовски сложным. Для него требовался отличный самоконтроль и чувство времени с точностью до доли секунды. Но даже те, кому повезло достать билеты в первый ряд, не могли бы разглядеть и тени напряжения на ее безмятежном лице. Никто из них не знал, сколько утомительных часов она провела, оттачивая и повторяя каждый жест из этого номера сначала на бумаге, потом на сцене. Бесконечные и безжалостные репетиции.
Медленно и плавно, она поворачивалась, наклонялась, раскачивалась под музыку Гершвина. Танец без партнера в десяти футах над сценой, весь из красок и легких движений. Из зала послышался восхищенный шепот, кто-то зааплодировал.
Они прекрасно видели ее сквозь голубоватый дым и кружившиеся огни. Блестящее темное платье, струящиеся огненные волосы, светлая алебастровая кожа…
И вдруг вздох изумления пронесся по залу – она исчезла. Она исчезла, а на пьедестале рычал и бил передними лапами гибкий бенгальский тигр.
На мгновение воцарилась тишина, та самая упоительная для актера тишина, когда весь зал затаил дыхание от восхищения и за которой грянет овация. Аплодисменты не затихали, пока пьедестал не опустился на прежнее место. Огромная кошка спрыгнула вниз и мягко двинулась вперед по сцене. У черного ящика тигр остановился и опять зарычал, отчего какая-то женщина в первом ряду нервно захихикала. Как по команде, все четыре стенки ящика разом упали.
И там оказалась Роксана, уже не в блестящем синем платье, а в серебряном костюме кошки. Она раскланялась так, как ее учили почти с самого рождения – грациозно и с шиком.
Гром смеха еще гремел над залом, когда она вскочила на тигра верхом и они вдвоем скрылись за кулисами.
– Отличная работа, Оскар, – с легким вздохом она наклонилась и почесала кошку за ушами.
– Ты отлично выглядишь, Рокси, – ее большой и мощный ассистент защелкнул поводок на блестящем ошейнике Оскара.
– Спасибо, Мышка, – слезая со спины тигра, она откинула волосы за спину. Помещения за сценой были уже закрыты от посторонних. Ее помощники соберут реквизит и укроют его от излишне любопытных глаз. Пресс-конференция назначена на завтра, сейчас она не хочет видеть репортеров. Роксана мечтала о бутылке ледяного шампанского и массажной ванне с обжигающе горячей водой.
В одиночестве.
Задумавшись, она сжала руки – старая привычка, которую, как думал Мышка, она переняла у отца.
– Я почему-то нервничаю, – со смешком проговорила Роксана. – Всю ночь мне какая-то чертовщина мерещилась. Словно кто-то смотрит в затылок…
– Ну, а … – Мышка не уходил, а Оскар, пользуясь моментом, терся о его колени. Мышка никогда не был хорошим оратором, а сейчас и вовсе не знал, что сказать. – У тебя там гости, Рокси. В костюмерной.
– Да? – она нахмурилась, и между бровями появилась тонкая нетерпеливая морщинка. – Кто именно?
– Золотко, выйди поклонись еще раз, – Лили, приемная мать и постоянная ассистентка Роксаны на сцене, подбежав, схватила ее за руку. – Это фурор! Ты всех потрясла, – она промокнула платочком глаза, стараясь не задеть накладные ресницы. – Макс так гордился бы тобой!
Внутри у Роксаны что-то сжалось, а к горлу подступили слезы. Но они не навернулись на глаза: Роксана никогда не позволяла себе плакать на людях. Она повернулась и пошла обратно, к аплодирующей публике, спросив через плечо:
– Так кто меня ждет? – но Мышка уже уводил большую кошку.
Хозяин не напрасно учил его, что если хочешь выжить – надо уметь вовремя промолчать.
Десять минут спустя, сияя от успеха, Роксана открыла дверь в свою уборную. На нее обрушилась волна двух запахов: роз и грима. Эта смесь ароматов стала для нее настолько привычной, что она вдыхала ее, как свежий воздух. Но сейчас к знакомому букету примешивалось еще что-то: острый запах дорогого табака. Изысканного, экзотического, французского. Ее пальцы дрогнули на дверной ручке и толчком она распахнула дверь настежь.
Только один человек на свете был связан для нее с этим ароматом. Один мужчина, любивший курить тонкие французские сигары.
Увидев его, она ничего не сказала. Он поднялся со стула, оторвавшись от ее шампанского и своей сигары, а она молчала. О Боже, как было волнующе и страшно было увидеть его тонко очерченные губы, скривившиеся в знакомой усмешке, встретить взгляд его неправдоподобно синих глаз…
У него все те же длинные волосы, грива черных, отброшенных с лица, вьющихся волос. Даже ребенком он был удивительно красив – этакий цыганенок с глазами, которые умели казаться то горячими, то ледяными. Годы лишь подчеркнули одухотворенность его прекрасного лица – продолговатого, с голубыми тенями под глазами и маленькой ямочкой на подбородке. Знакомый облик теперь приобрел оттенок трагизма.
Женщины всегда хотели его и домогались его внимания.
И она. Да, она тоже, и еще как!
Пять лет прошло с тех пор, как она видела последний раз эту улыбку, играла этими густыми прядями, уступала натиску этих сильных губ. Пять лет, чтобы оплакать, относить траур и начать ненавидеть.
«Почему он не умер?» – подумала Роксана, неохотно закрывая дверь за спиной. У него даже не хватило порядочности пасть жертвой какой-нибудь из этих разнообразный и жутких трагедий, которые мерещились ей все эти годы.
И как ей быть с этим ужасным влечением, которое она почувствовала опять, едва взглянув на него?
– Роксана, – самообладание не подвело Люка, и его голос даже не дрогнул. Много лет он наблюдал за ней. Сегодня, стоя за сценой, он рассмотрел каждое ее движение. Оценивая, взвешивая. Любя. Но только теперь, лицом к лицу, он понял, насколько же она красива. – Это было хорошее шоу. Удачный финал.
– Спасибо.
Его рука не дрогнула, когда он наливал ей шампанского, ее – когда она приняла высокий холодный бокал. Неудивительно – ведь они были актерами, созданными по одному и тому же образу и подобию. По Максу.
– Мне очень жаль, что Макс так болен.
– Тебе жаль? – ее глаза ничего не выражали.
Люк чувствовал, что заслужил большего, чем эту саркастическую оплеуху, поэтому он просто кивнул и опустил глаза на пенящееся вино, вспоминая. Потом его губы искривились и он опять посмотрел на нее.
– Рубины в Кале – это твоя работа?
Она пригубила бока и небрежно пожала плечами. По костюму пробежали серебряные искры.
– Конечно.
– Ага, – он довольно кивнул еще раз. Он хотел убедиться, что Роксана не растеряла свой дар – ни в магии, ни в воровстве. – Я слышал, что в Лондоне из сейфа было похищено первое издание «Дома Ашеров» По.
– У тебя всегда был хороший слух, Каллахан.
Он опять улыбнулся, спрашивая себя: научилась ли она контролировать влечение так же, как дыхание? Он вспоминал сообразительного ребенка, игривого подростка, пышный расцвет молодости девушки. Теперь она стала еще красивее, еще соблазнительнее. И он чувствовал, как их опять тянет друг к другу. Он использует это, не без угрызений, но использует, чтобы добиться своей цели.
Цель оправдывает средства. Еще одно изречение Максимилиана Нувеля.
– У меня есть предложение для тебя, Рокс.
– Да что ты? – она сделал последний глоток и отставила бокал в сторону. Ей показалось, что шампанское немного горчило.
– Деловое, – небрежно откликнулся он, вытащив изо рта окурок сигары. Взяв ее руку, поднес к губам. – И личное. Я скучал по тебе, Роксана, – Люк сказал правду. Одна-единственная искра истинной правды за годы фокусов, иллюзий и притворства. Пойманный в тиски собственного чувства, он не заметил опасного блеска в ее взгляде.
– Правда, Люк? В самом деле?
– Даже не могу передать, как сильно, – потрясенный воспоминаниями и желанием, он привлек ее ближе и почувствовал, как быстрее забилось сердце, когда их тела соприкоснулись. Она всегда была единственной. Сколько раз он пытался сбежать, но так и не смог высвободиться из ловушки, в которую его поймала Роксана Нувель. – Пошли ко мне в гостиницу, – прошептал он ей в лицо, обнимая гибкое тело. – Поужинаем вместе, поговорим.
– Поговорим? – она обвила его руками; блеснули кольца, когда она запустила пальцы в его густые волосы. Трельяж на туалетном столике трижды отразил обнявшихся Люка и Роксану. Словно показывая им прошлое, настоящее и будущее. Она заговорила, и голос ее был похож на дым, в котором она исчезала – такой же темный, густой и загадочный. – Ты только этого от меня и ждешь, Люк?
Он забыл о самообладании, забыл обо всем, кроме одного: их рты разделяло не больше дюйма. Он никогда не мог насытиться ее поцелуями…
– Нет, – и потянулся к ней. Тут же у него потемнело в глазах от боли, дыхание сперло – Роксана резко двинула его коленом между ног. Люк сложился пополам, а она изо всех сил вмазала ему кулаком по подбородку.
Его удивленное хрюканье и летящие во все стороны щепки от сбитого столика – от этого Роксана почувствовала огромное удовлетворение. Розы разлетелись, вода разлилась. Несколько изящных бутонов упали на свалившегося на пол Люка. Ковер под ним быстро намокал.
– Ты… – хмурясь, он вытащил запутавшуюся в волосах розу. Мерзавка еще малышкой норовила ударить исподтишка, подумал он. – Ты сейчас еще шустрее чем была, Рокс.
Упершись руками в бока, она стояла над ним тонкой серебряной воительницей, так и не научившейся спокойно смаковать свою победу.
– И много другое, чем я раньше вообще не была, – костяшки на правой руке саднили, и она на мгновение забыла, как саднило и болело ее сердце. – А теперь ты, лживый ирландский подонок, убирайся обратно в свою нору – туда, куда уполз пять лет назад! Подойди только ко мне еще раз, и клянусь, я сделаю так, чтобы тебя вообще больше не было на этом свете!
Довольная своим финальным монологом, она развернулась было на каблуках и пронзительно вскрикнула: Люк схватил ее за лодыжку. Она тяжело плюхнулась задом на пол и не успела пустить в ход когти и зубы, как он уже навалился на нее сверху. Она, оказывается, забыла, каким он может быть быстрым и сильным.
Неверный расчет, сказал бы Макс. Неверные расчеты – вот причина всех провалов и неудач.
– Ладно, Рокс, мы и здесь можем поговорить, – ему еще было больно, и он никак не мог отдышаться, но все-таки ухмыльнулся: – Сама выбрала.
– В аду я тебя видала…
– Очень может быть, – его усмешка поблекла. – Черт побери, Рокси, перед тобой я никогда не мог устоять, – и, впившись губами в ее рот, он отшвырнул их обоих обратно, в прошлое.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

1973 г., штат Мэн, окрестности Портленда
– Спешите, подходите, представление не пропустите. Такое впервые в Мэне – сам Великий Нувель на сцене! Увидите своими глазами – карты пляшут в воздухе сами! Красавицу надвое распилит – и она при этом не погибнет! Всего один доллар, всего один доллар за вход на представление Великого Нувеля!
Пока зазывала повторял свою скороговорку, Люк Каллахан шнырял в ярмарочной толпе, деловито очищая карманы. У него были ловкие руки, подвижные гибкие пальцы и самое главное достоинство любого преуспевающего вора – полное отсутствие чувства совести.
Ему было двенадцать лет.
Уже примерно недель шесть он был в бегах. Люк строил грандиозные планы, намереваясь перебраться на юг, пока на смену душному ново-английскому лету не пришла суровая северная зима.
Но с таким урожаем далеко не уехать, подумал он и стянул бумажник из оттянутого кармана рабочего комбинезона. Как правило, даже те, кто пришел прокатиться на карусели или испытать «колесо фортуны», не имели с собой больше нескольких смятых долларов.
Вот когда он доберется до Майами, все будет по-другому. Отшвырнув портмоне из искусственной кожи за груду пустых молочных бутылок, он подсчитал сегодняшнюю добычу.
Двадцать восемь долларов. Убийственное зрелище.
Но в Майами, в этом краю солнца, веселья и высоких океанских волн он уже поразживется. Все, что от него требуется, – это туда попасть, а он пока что сэкономил всего двести долларов. Еще чуть-чуть, и можно будет проехать на автобусе хотя бы часть дороги. На «грейхаунде», – подумал он, и мимолетная улыбка осветила его лицо. Как здорово – сидишь и едешь, хоть какая-то передышка от автостопа, от всех этих накачавшихся хиппи или извращенцев с толстыми коротенькими пальцами.
Беглец не может быть слишком разборчив с транспортом. По собственному опыту Люк уже знал, что если тебя посадит в машину добропорядочный гражданин, то дело может кончиться полицией или – что почти так же противно – лекцией на тему «Какие опасности подстерегают маленьких мальчиков, убегающих из дому».
Бесполезно объяснять, что дома – намного опаснее, чем любые страхи в дороге.
Отложив в сторону две долларовые бумажки, Люк засунул остальной улов в свой изношенный ботинок. Он изрядно проголодался. Уже примерно час, как запах горячего жира истязал его пустой желудок. Он решил вознаградить себя за труды подгоревшим гамбургером, пакетиком жареной картошки и запить все это холодным лимонадом.
Как и большинство двенадцатилетних мальчишек, Люк с удовольствием прокатился бы на карусели, но если его и тянуло к вертящимся огням, то он уже научился подавлять в себе это желание глумливым, презрительным смешком. Только псих может считать такие развлечения интересными, – рассуждал он, жуя недозрелые ягоды дикого винограда. Конечно, ночью всех этих детишек ждут теплые постельки, а ему придется спать прямо под звездами; когда они проснутся, мамочка и папочка будут говорить им, что и как делать.
Никто и никогда ничего такого ему больше в жизни не скажет!
Чувствуя собственное превосходство, он засунул большие пальцы в передние карманы джинсов и важно направился к столикам, где можно было поесть.
Он опять прошел мимо афиши с огромным, больше, чем в натуральную величину изображением мага. Великий Нувель, с черными как сажа волосами, пышной бородой, гипнотизирующими темными глазами. Всякий раз, когда Люк смотрел на афишу, он чувствовал, что его словно магнитом тянет к чему-то, чего он не мог понять.
Казалось, что глаза на афише смотрят прямо на него, что они могут увидеть и узнать все про Люка Каллахана, в прошлом из Бангора, штат Мэн, а теперь направляющегося в Берлингтон, Ютику и еще Бог знает куда, потому что сам Люк уже забыл.
Он почти верил, что нарисованный рот вот-вот заговорит, а рука с веером карт сорвется с афиши, схватит его за горло и втянет за собой прямо в эту картинку. И он будет заточен там навсегда, отчаянно колотясь с той стороны картона, точно так же, как колотился во столько запертых дверей своего детства.
Эта мысль вызывала у него невольную дрожь, поэтому Люк презрительно скривил губы.
– Волшебство – чушь! – произнес он, но произнес шепотом. Сердце забилось быстрее, когда он набрался смелости взглянуть прямо в нарисованное лицо. – Ничего особенного, – продолжал мальчик, постепенно набираясь уверенности в себе. – Вытаскиваешь дурацких кроликов из дурацких шляп, или показываешь какие-нибудь глупые карточные фокусы.
Но ему хотелось посмотреть на эти дурацкие фокусы даже сильнее, чем прокатиться на карусели. Даже сильнее, чем набить рот сдобренной кетчупом жареной картошкой. Люк колебался, нащупывая пальцами в кармане один из отложенных долларов.
Да, это стоит одного зеленого, наконец решил он, хотя бы для того, чтобы убедиться, что в этом волшебнике нет ничего особенного. Чтобы сесть, в темноте, – размышлял он, вытаскивая истрепанную банкноту и покупая билет. – Там наверняка найдется несколько карманов, куда он сумеет запустить свои проворные пальцы.
Тяжелый брезентовый занавес захлопнулся за его спиной, преградив путь уличному свету и воздуху. Шум толпы стих и стал похож на шелест дождя. Зрители уже усаживались на низкие деревянные скамьи, перешептывались, двигались, обмахивались бумажными веерами, чтобы хоть как-то спастись от удушающей жары.
Он остановился сзади и осмотрелся. Руководствуясь инстинктом, отточенным за последние шесть недель как лезвие ножа, Люк прошмыгнул мимо кучки детишек; не удостоил внимания и несколько пар, слишком бедных, чтобы можно было рассчитывать на какую-нибудь прибыль. В этой ситуации его клиентами могли стать только женщины, потому что большинство мужчин будут сидеть на своих портмоне.
– Извините, – вежливо, как бой-скаут, он втиснулся рядом с типичной бабушкой, слишком поглощенной шалостями сидящих с другой стороны девочки и мальчика.
Как только Люк уселся, на сцену вышел Великий Нувель. Он был одет полностью по форме. Черный смокинг и накрахмаленная белая рубашка странно выглядели под насквозь прожаренным куполом. Начищенные туфли блестели. На мизинце левой руки сверкал в лучах прожекторов золотой перстень с черным камнем.
Величие чувствовалось даже в самом взгляде, брошенном на зрителей.
Маг молчал, но купол словно бы заполнился его присутствием. Он выглядел точно так же, как и на афише, только в черных волосах вспыхивали серебряные искры. Великий Нувель поднял руки и протянул их ладонями к зрителям. Быстрое движение кисти, и в его растопыренных пустых пальцах появилась монета. Еще движение – и еще монета, и еще, пока все промежутки между пальцами не заполнились блеском золота.
Люк был настолько потрясен, что он даже наклонился вперед и прищурился. Ему хотелось узнать, как это делается. Конечно, это просто фокус. Мальчишка уже слишком хорошо знал, что в окружающем его мире полно фокусов. Он уже не задавал себе вопроса «почему?», но все больше хотел понять – «как».
Монеты превратились в цветные шары, на глазах меняющие размеры и цвет. Их становилось то больше то меньше, они то появлялись, то исчезали, а зрители тем временем аплодировали.
Отвести глаза от сцены было трудно. Вытащить шесть долларов из кошелька «бабули» – просто. Спрятав подальше добычу, Люк соскользнул с сиденья и передвинулся на новое место. Теперь перед ним сидела блондинка, а ее соломенная сумочка небрежно валялась рядом на полу.
Пока маг разогревал аудиторию ловкостью рук, Люк разжился еще четырьмя долларами. Но он все больше и больше отвлекался. Решив, что подождет, перед тем, как приступить к толстой даме справа, мальчик расслабился и стал смотреть представление.
На несколько минут Люк стал обыкновенным ребенком, с глазами, расширенными от удивления. На сцене маг развернул веером карты и провел одной рукой снизу, а другой – сверху колоды, так, что она словно бы зависла в воздухе. Легкое движение кистей – и карты раскачивались, наклоняясь, вертелись вокруг собственной оси. Из зала постоянно хлопали или выкрикивали что-нибудь одобрительное. Все были захвачены представлением. И Люк упустил свой шанс разбогатеть.
– Эй, ты, – прогремел вдруг голос Нувеля. Люк замер – он почувствовал, что эти темные глаза смотрят прямо на него. – Ты как раз такой мальчик, какой мне . нужен. А мне нужен сообразительный… – в глазах блеснул лукавый огонек, – и честный парнишка, чтобы помочь в следующем фокусе. Иди сюда. – Нувель смахнул карты на столик и поманил Люка рукой.
– Давай, малый, давай, – кто-то подтолкнул его локтем в ребра.
Вспыхнув до корней волос, Люк встал. Он знал, как опасно, когда люди обращают на тебя внимание. Но если он откажется, то все запомнят его еще лучше.
– Выбери карту, – сказал Нувель, когда Люк взобрался на сцену. – Любую.
Он опять развернул их веером, на этот раз рубашкой к зрителям, чтобы они убедились, что карты не крапленые. Затем Нувель быстро и ловко перетасовал колоду и разложил на маленьком столике.
– Любую карту, – повторил он, и Люк сосредоточенно нахмурился, выбирая одну карту из колоды. – Покажи ее зрителям, – объяснял Нувель дальше. – Держи так, чтобы всем было видно. Прекрасно, прекрасно. У тебя отлично получается.
Чему-то улыбаясь, Нувель собрал оставшиеся карты и опять перетасовал их своими длинными умными пальцами. – Теперь… – не отводя глаз от Люка, он протянул ему колоду: – Положи свою карту, куда хочешь. Вот так, вот так. Молодец, – фокусник весело хмыкнул. – А теперь возьми колоду и перетасуй ее сам. Как тебе больше нравится, – пока Люк мешал карты, Нувель не сводил с него взгляда. – Так, хорошо. А теперь, – рука Нувеля легла Люку на плечо, – положи, пожалуйста, их на стол. Сам снимешь, или мне разрешишь?
– Я сам, – Люк накрыл карты обеими руками. Он был уверен, что теперь его никто не надует. Ведь он так близко..
– Твоя карта – самая верхняя?
Люк открыл верхнюю карту и хихикнул.
– Нет!
Нувель выглядел озадаченным, а из зала послышался смех.
– Нет? Может быть, тогда нижняя?
Входя во вкус, Люк перевернул колоду и вытащил нижнюю карту.
– Нет! Кажется, вы что-то перепутали, мистер!
– Странно, очень странно, – пробормотал Нувель, потирая пальцем подбородок. – Оказывается, ты намного умнее, чем я думал. Похоже, что ты меня надул. Твоей карты вообще нет в колоде. Потому что она… – щелчок пальцами, быстрый поворот кисти, и прямо из воздуха возникла восьмерка червей, – здесь!
Пока Люк в изумлении таращил глаза, а купол содрогался от аплодисментов, Нувель тихонько проговорил:
– Приходи за сцену после представления.
И все. Легонько подтолкнув мальчика, маг отправил его обратно на место.
В течение следующих двадцати минут Люк позабыл обо всем в жизни. Осталась только магия. Не отрываясь, он смотрел, как танцевала на сцене маленькая рыжая девчонка в украшенном блестками трико. Хохотал, когда она спряталась в большой черный цилиндр и вдруг превратилась в белого кролика. Чувствуя себя совершенно взрослым, он с интересом следил, когда девочка и фокусник затеяли шутливый спор о том, во сколько она должна ложиться спать. Девчонка трясла кудрявой рыжей головой и упрямо топала ногами. Вздохнув, Нувель набросил на нее черное покрывало и трижды взмахнул своей волшебной палочкой. Покрывало соскользнуло на землю, а девочка исчезла.
– Родители должны быть строгими, – спокойно сказал Нувель.
Под конец Нувель распилил пополам сногсшибательную блондинку в коротеньком трико. Ее фигура и костюм вызвали целый шквал свиста и одобрительных возгласов.
Один мужчина в разноцветной рубашке и накрахмаленных, расширяющихся книзу джинсах сорвался с места, восторженно крича:
– Эй, Нувель, если ты закончил с этой дамой, то я забираю нижнюю половину!
Ящики с половинками молодой женщины отодвинули друг от друга. По команде Нувеля она шевелила пальцами рук и носочками. Когда ящики сдвинули обратно, Нувель убрал металлические перегородки, взмахнул волшебной палочкой и резко откинул крышку.
Живая и невредимая, женщина встала и раскланялась под гром аплодисментов.
Люк совершенно позабыл о кошельке толстушки справа, но решил, что это представление стоило того, чтобы на него пойти.
Когда публика потянулась на воздух, чтобы еще успеть прокатиться по железной дороге или поглазеть на Сахиба-Заклинателя змей, Люк робко направился к сцене. Может, подумал он, раз уж он был ассистентом на карточном фокусе, этот маг Нувель объяснит ему, как это делается.
– Парень.
Люк посмотрел вверх. С высоты его роста мужчина выглядел просто гигантом. Шесть футов пять дюймов и двести шестьдесят фунтов крепких мускулов. Гладко-выбритое лицо шириной с обеденную тарелку, близкопосаженные глаза – как две виноградины. Из угла рта небрежно свисала папироса.
Словно уродливая глыба, Герберт Патрински, по прозвищу Мышка, перекрыл Люку все пути к отступлению. Мальчишка инстинктивно сжался, выпятив вперед подбородок. Плечи опущены, ноги – немного врозь, в устойчивом положении.