Старик был мертв. Он лежал на рассыпанных по полу шоколадных батончиках и пачках жевательной резинки. Помятые и лопнувшие жестянки с безалкогольными, энергетическими и витаминными напитками, вывалившиеся из разбитой витрины холодильника, залили пол магазинчика разноцветными потоками, а сверху его устилали превращенные в ошметки пакетики соевых чипсов.
Позади прилавка на стене висела фотография в рамке. На ней был изображен убитый, только в куда более молодом возрасте, и женщина: как поняла Ева, его вдова. На фотографии они стояли рука об руку перед магазином, их лица светились радостью и гордостью, они выглядели уверенными в своем будущем.
А сегодня будущее этого когда-то молодого и счастливого человека, подумала Ева, лежало в луже крови среди раскрошенных чипсов.
Лейтенант Ева Даллас стояла среди разгрома и смерти и смотрела на тело, а первый коп, прибывший по вызову, рапортовал об обстоятельствах дела.
– Его зовут Чарли Оучи. Они с женой держат этот магазин уже лет пятьдесят.
На щеке у полицейского дергался мускул, и Ева поняла, что он знал убитого.
– Миссис Оучи в подсобке, с ней медики. – На его лице снова дернулся мускул. – Они и ее побили, мало им было старика.
– Они?
– Трое, так она сказала. Парни, чуть за двадцать. Она говорит, один белый, один черный, а третий – азиат. Они и раньше приходили, брали, что хотели, и не платили. Их выгоняли. У них было какое-то самодельное устройство, это все, что она могла сказать. Отключили камеры наблюдения этим своим пультом. – Полицейский дернул подбородком в сторону камеры. – Накачались до бровей, как ей показалось, ржали, как лошади, набили карманы сладостями. Ударили ее чем-то вроде кистеня, когда она попыталась их остановить. А когда старик вышел, они и его стукнули, но это его не остановило. И тогда один из них двинул его в грудь этим своим устройством. Миссис Оучи говорит, он камнем рухнул. Они похватали, что могли – батончики, чипсы и все такое, – и все это время ржали. Покрушили, что могли, и сбежали.
– Она дала вам описание?
– Причем отличное описание. А что еще лучше, у нас есть свидетель: видел, как они выбежали, одного из них узнал. Брюстер Лоу по кличке Сникерс. Свидетель говорит, что они ушли в южном направлении. Это он нас вызвал.
– Ладно, прошу вас подождать, офицер. – Ева повернулась к своей напарнице. – Как ты собираешься расследовать это дело? – Пибоди ошеломленно заморгала. – Ты ведешь это дело. Изложи свой план.
– Хорошо. – Жетон детектива Пибоди получила не вчера, но все-таки он был еще довольно нов и блестел.
Ева дала ей минуту – привести в порядок мысли.
– Надо посмотреть, что у нас есть по Лоу, установим адрес, проверим, привлекался ли он раньше. Попробуем найти его дружков. А сейчас надо выудить описание, добавить имена. Хочу поскорее арестовать этих засранцев.
Ева наблюдала за бывшей помощницей и теперешней напарницей. Пибоди стремительно входила в роль.
– Надо вызвать сюда «чистильщиков». Эти уроды небось оставили пальчики и другие следы повсюду. Посмотрим, что было на дисках наблюдения, пока они не вырубили камеру. Остальное оставим электронщикам, пусть покопаются.
Темные волосы Пибоди были собраны в короткий упругий хвост, оставляя ее крупное лицо открытым. Она склонилась над телом.
– Надо все по протоколу, подтвердить личность.
– Есть, – отозвалась Ева, и Пибоди опять удивленно заморгала.
– Серьезно? Ты сама этим займешься?
– Ты же ведешь дело. – Ева начала читать с экрана карманного компьютера: – Лоу Брюстер, кличка Сникерс, белый, возраст – двадцать три года. Адреса нет. Есть адрес его матери – по авеню Б. Есть досье: хранение наркотиков, злостное хулиганство, кражи в магазинах, вандализм, уничтожение частной собственности, угон машин и далее в том же духе.
– Перекрестная проверка на…
– Сделано. Не ты одна умеешь работать на этих штуковинах, – напомнила Ева. – Перекрест по арестам дает нам Леона Слэттера, он же Слэш, смешанных кровей, возраст – двадцать два года, и Джимми Кея Рогана, он же Смэш, чернокожего, возраст – двадцать три года, как дружков Лоу и возможных соучастников.
– Просто блеск! Адреса?
– У Слэттера есть. Четвертая авеню, на Западной стороне.
– Отлично. Офицер, возьмите данные у лейтенанта. Я требую задержать этих троих. Мы с напарницей поможем с розыском, когда закончим здесь, но нам тут еще работать и работать.
– Есть.
– Я возьму свидетеля, – сказала Пибоди Еве. – А ты бери жену. Лады?
– Ты же…
– Веду дело. Ясно. Спасибо, Даллас.
«Потрясающе, – подумала Ева, опускаясь на корточки и вытаскивая опознавательную пластинку, чтобы подтвердить удостоверение личности, – получить благодарность за передачу трупа. Но мы же копы из убойного отдела, в конце концов».
Она потратила еще несколько минут на осмотр тела – кровоподтеки на виске, на плечах. Она не сомневалась, что судмедэксперт подтвердит: все эти побои не были смертельны. А вот самодельный электрический глушитель, прижатый к груди, скорее всего, дал старому Оучи такую встряску, от которой остановилось его восьмидесятитрехлетнее сердце.
Ева выпрямилась, еще раз окинула взглядом бессмысленные разрушения. Хороший тут был магазинчик, насколько она могла судить. Окна, пол, прилавки там, куда не попали кровь и брызги разлитых напитков, сияли чистотой. Товары, избежавшие вандализма, были аккуратно расставлены на полках.
«Пятьдесят лет», – сказал полицейский, первым прибывший по вызову. «Пятьдесят лет, – думала Ева, – они управляли своим бизнесом, торговали, жили своей жизнью, пока тройка мерзавцев и кретинов не уничтожила все это ради горсти батончиков и соевых чипсов».
Уже двенадцать лет Ева работала копом, и все то, что человеческие существа творили с другими человеческими существами, ее не удивляло. Но ее по-прежнему бесила бездумная, бессмысленная жестокость.
Ева прошла в подсобку, небольшое помещение, сочетавшее в себе кабинет и склад. Медик собирал свое снаряжение.
– Ей-богу, вам лучше бы в больницу, миссис Оучи. Давайте мы вас отвезем.
Старая женщина покачала головой.
– Мои дети приедут, мои внуки. Я их подожду.
– Ну тогда пусть они и отвезут вас в больницу. Вам надо пройти полный осмотр. – Голос у него был тихий и ласковый, он бережно погладил ее по руке. – Хорошо? Мне очень жаль, мэм.
– Спасибо. – Она перевела взгляд на Еву, их глаза встретились. Изборожденное морщинами лицо старой женщины было обезображено синяками, но ее глаза горели неукротимым огнем. – Они убили Чарли, – сказала миссис Оучи.
– Да, мэм. Сочувствую вашей утрате. Мне очень жаль.
– Все меня жалеют. Эти трое, что его убили… они тоже пожалеют. Будь моя воля, я бы заставила их пожалеть. Своими руками.
– А вот об этом мы позаботимся, не надо вам самой. Я лейтенант Даллас. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Я вас знаю. – Миссис Оучи вскинула палец. – Видела вас по телевизору с Надин Ферст. Нам с Чарли нравится смотреть ее шоу. Мы хотели прочитать ее книжку про вас.
– Ну… книжка, в общем-то, не про меня. – Но Ева решила не спорить: во-первых, у нее был более важный предмет для разговора, а во-вторых, ей было неловко слышать, что книжка про нее. – Расскажите мне, что случилось, миссис Оучи.
– Я уже сказала другому копу, но расскажу и вам. Я была за прилавком, а Чарли был здесь, когда они пришли. Мы им уже говорили, чтоб больше не приходили, потому что они воруют, ломают вещи, грубят нам и нашим покупателям. От этих троих одни неприятности. Настоящие подонки. Белый мальчик… Он держал какую-то штуку, направил ее на камеру, и монитор на прилавке отключился. Одна статика осталась.
Голос у нее дрожал, но глаза оставались сухими и горели все тем же неистовым огнем. «Слез нет, – отметила Ева, – слезы придут позже. А пока – холодный огонь гнева. Только уцелевшие могут это понять».
– Они смеялись, – продолжала миссис Оучи, – хлопали друг друга по спине, стукались кулаками, а черный, он сказал: «Что ты теперь делать будешь, старая сука?» И схватил горсть конфет. Я им крикнула, чтоб убирались из магазина, и тогда третий – азиат – чем-то меня ударил. У меня в глазах потемнело, я пыталась убежать в подсобку к Чарли, но он опять меня стукнул, и я упала. А они все смеялись. Совсем обкуренные, – добавила она. – Когда человек не в себе, я знаю, как это выглядит. Вышел Чарли. Этот азиат, он опять на меня замахнулся, сейчас, думаю, ударит, хотя я уже лежала на полу, но тут Чарли его ударил, он назад отлетел. Я попыталась встать, помочь, но…
Ее голос пресекся, ярость отступила перед ощущением вины.
– Вы пострадали, миссис Оучи.
– Черный ударил Чарли, в точности как азиат ударил меня, но Чарли не упал. Чарли, конечно, не такой сильный, как эти головорезы, и он уже не молод, но он крепкий. Он всегда был крепкий. – Старая женщина перевела дух, стараясь взять себя в руки. – Он дал сдачи. Я пыталась подняться, хотела найти, чем бы их стукнуть хорошенько. И тогда белый сказал: «Да пошел ты, старый хрен» – и сунул эту штуку – глушитель или шокер, не знаю, что это было, – прямо в грудь Чарли. Прямо вот сюда. – Она прижала ладонь к сердцу. – Раздался звук, электрический такой звук, как разряды, треск, понимаете? А потом щелчок, и когда послышался щелчок, Чарли упал. Он схватился за сердце, он сказал «Катя». Это мое имя. Он назвал мое имя и упал. – Губы у нее опять задрожали. – Я поползла к нему. А они все смеялись и кричали, крушили все вокруг, топтали… Один из них, не знаю, кто именно, ударил меня ногой в бок, и они убежали.
Миссис Оучи закрыла глаза и умолкла. Ева дала ей передохнуть.
– Они убежали, а потом… Сколько же времени прошло? Минута? Может, и меньше, – вновь заговорила старая женщина. – Прибежал Юрий. Он хотел помочь Чарли, делал ему массаж сердца. Он хороший мальчик – Юрий… Его отец когда-то у нас работал. Но он не смог помочь Чарли. Он вызвал полицию и «Скорую», достал лед из холодильника, приложил к моей голове. Он сидел со мной, со мной и с Чарли, пока не пришла полиция. – Теперь она подалась вперед. – Они – мелкая сошка, эти трое. Мы тоже люди маленькие, не такие важные, как те, о ком вы говорите с Надин Ферст в ее передаче. Но вы же не дадите им уйти от наказания?
– Для полиции вы важные люди, миссис Оучи. Вы и мистер Оучи важны для меня, для моей напарницы, для каждого копа, работающего над этим делом.
– Я вам верю, я вижу, вы и вправду так считаете.
– Да. Мы уже их ищем, и мы их найдем. Будет проще, если вы отдадите мне диск с камеры наблюдения. Если они не вырубили камеру до того, как вошли, значит, их лица сохранились на диске. И потом, у нас есть вы, у нас есть Юрий. Им это с рук не сойдет.
– В коробке под прилавком – деньги. Немного, много мы не держим, но они и не искали деньги. Конфеты, напитки, чипсы. Им и это, в общем-то, было не нужно, они просто хотели все ломать, бить, крушить, рвать, причинять боль людям. Что превращает людей в животных? Вы знаете?
– Нет, – призналась Ева, – не знаю.

Ева проследила, как родные миссис Оучи посадили ее в машину, чтобы отвезти в больницу, а тело мистера Оучи увезли в морг.
Лето 2060 года выдалось знойным. Похоже было, что такое пекло продержится и в ближайшие дни. Она стояла на жаре, запустив руку в коротко стриженные волосы и мечтая о ветерке. Ей удалось сдержать желание поторопить Пибоди, направить, отдать приказ.
Ей пришлось признать, что Пибоди работала дотошно. Уже были разосланы фотографии преступников, полицейские опрашивали соседей.
Ева запоздало вспомнила о солнцезащитных очках и удивилась, обнаружив их у себя в кармане. Она надела очки, умерив бьющий в глаза солнечный свет, и продолжала ждать – высокая худощавая женщина в бежевом жакете, черных брюках и видавших виды ботинках, пока к ней не подошла Пибоди.
– По нам известным адресам никого не застали, а мать Брюстера говорит, что не видела сына несколько недель, чему она даже рада. Но один из соседей Слэттера показал, что видел всех троих, когда они уходили этим утром. Он говорит, они втроем там ночуют вот уже пару недель.
– Они болваны, – заключила Ева. – Они вернутся в свою нору.
– Я поставила там наблюдение. Пока двоих. Свидетель – Юрий Дрю – как раз переходил улицу, когда они выбежали. Он их заметил, узнал Брюстера, потому что они уже и раньше пару раз цапались на баскетбольной площадке неподалеку отсюда, а как-то раз он был в магазине, когда хозяин выгонял их оттуда. Он узнал всех троих, но по имени знает только Брюстера. Парень пару раз принимался плакать, пока давал мне показания, – добавила со вздохом Пибоди. – Его отец одно время…
– …на них работал, – закончила за нее Ева. – Это мне известно.
– Опознал их по фото. Я сделала подборку на карманном компе, и он выбрал всех троих без колебаний, на счет «раз». Он не только будет против них свидетельствовать, он прямо-таки жаждет крови. Ты мне доверила это дело, потому что все так просто? Гол в пустые ворота?
– Стоит только подумать про гол в пустые ворота, как мяч отскочит от штанги.
Теперь и Пибоди надела солнцезащитные очки, и Ева увидела свое отражение в зеркальных стеклах с радужными разводами.
– Как, черт побери, ты что-то видишь через эти штуки? Видишь эльфов и фей? Как в детских сказках?
– Так это не я смотрю через радугу, это все остальные на нее смотрят! Полный отпад.
Ева считала, что копам не подобает такие финтифлюшки на нос цеплять, это портит имидж, но она лишь пожала плечами.
– Твои дальнейшие действия?
– Надо, думаю, пойти поговорить с матерью, с соседями, может, сумеем выжать, с кем они еще общались. Но я подумала, мы могли бы просто проехать по округе с тем же успехом. Они были под газом, ограбили магазин, взяли, что пожевать. Сейчас они вспоминают, как это было кайфово – разгромить магазин и поколотить пару стариков. Может, они знают, что Оучи мертв, а может, и нет.
«Слава богу, мозги у нее не поплыли радугой», – решила Ева. Пибоди по-прежнему рассуждала, как коп.
– Держу пари, не знают. Наверняка они настолько тупы, что никуда не попрятались, гуляют, может, попытаются нарыть себе еще наркоты.
– Мне свидетель выдал парочку их обычных точек, а мать добавила еще две. Их не только мы ищем, много других копов, но…
– Ну, двумя больше, двумя меньше, какая разница? Кто поведет?
– Серьезно? – На этот раз у Пибоди сам собой открылся рот.
– Ты же ведущий следователь.
– Ладно, я поведу. Вау! – Распаленная Пибоди села за руль. – Я мечтала поводить с тех самых пор, как Рорк подарил тебе эту тачку. На вид дерьмо, но закачана по полной. В квадрате.
«Это правда», – подумала Ева. Ее муж в технике был богом, к тому же он не упускал ни единой возможности сделать ей подарок. Один из первых, бриллиант в форме слезы, вдвое больше ее большого пальца, она носила на груди под рубашкой.
Он был прекрасен, совершенен и, наверно, стоил больше, чем валовой национальный продукт какой-нибудь небольшой страны. Но если бы ей пришлось выбирать между бриллиантом и дерьмовой на вид тачкой, победила бы тачка.
– Тут у меня секс-клуб, зал игровых автоматов, пиццерия и баскетбольная площадка, – начала Пибоди. – Могу задать маршрут навигатору, и он провезет нас по всем трем точкам в кратчайшее время.
– Похоже на план.
– Но? – насторожилась Пибоди. – Ведь есть же «но». Ну давай, колись! Я же с тобой делилась идеями, когда ты вела следствие!
– Они ушли отсюда, груженные калорийной жратвой, так какого лешего им переться в пиццерию? Тем более что они под кайфом. Секс-клуб – больше похоже на правду, если им хотелось перепихнуться.
– Но? – повторила Пибоди.
– Они только что поколотили пару стариков. Вряд ли они знают, что одного убили. У них веселье и игры. Денег они не взяли, не сняли со стариков обручальных колец, часов, не забрали бумажник с трупа.
– В секс-клуб пускают только за деньги, – сделала вывод Пибоди. – А перепихнуться стоит еще дороже.
– Они взяли дармовую жратву и доказали, что они крутые. Когда ты под газом, считаешь себя крутым и так весело проводишь время, ты же захочешь похвастаться, может, еще кому-то двинуть в морду.
– Игровой зал или баскетбольная площадка. Ясно. Навестим их там первым делом. Не найдем – пойдем по другим местам.
– Отличный план, – одобрительно кивнула Ева.
Пибоди ввела адреса в навигатор.
– Думаешь, они правда не знают, что Оучи мертв?
– Они накирялись, они болваны, просто полные кретины. Но пока еще ни один из них не убивал. Они выбежали из магазина веселые и довольные. Скорее всего, знай они, что совершили убийство, прикончили бы и жену, перетерли бы это дело, протрезвели бы немного. Убийство – это не шутка. Но они ничего такого не сделали.
Сначала Ева с Пибоди заехали в игровой зал. Там было битком. Прохладнее, чем на улице, решила Ева, но как можно провести летний день прикованным к игральному автомату, когда и в нем и вокруг что-то звенит, гудит, пищит, орет, взрывается, крутится, мигает, вспыхивает?!
Толстый, с землистым лицом охранник у входа глянул на висельные рожи с удостоверений.
– Попала. Упертые геймеры. Слэш засадил по-крупному в «Наемниках» пару дней назад. Счет держится, еще никто не побил. Сам возьмусь, как время будет: он разве что на подтирку годится.
– Сегодня были? – спросила Пибоди.
– Не попала. Вечерами тут торчат. Под газом, когда нароют. – Он пожал плечами. – А чего?
– Надо с ними потолковать. – Пибоди извлекла свою визитную карточку. – Если придут, сконтачь. Какой счет в «Ты труп»?
Тут он взглянул на нее с интересом.
– Шаришь по играм?
– Крутая игровая сука. Туза побила в «Ты труп». – Пибоди подняла кверху три пальца. – Трижды.
– Уважуха, – протянул он с восхищением. – Хошь крутануть?
– Дела-дела, но, может, другим разом.
– Схлестнемся, – ухмыльнулся он.
– Идет. Ну мне пора. Покажутся эти, дай знать.
Он пальцем перекрестил сердце и спрятал ее карточку в карман.
– Что все это значит? – потребовала Ева. – Вы на каком языке разговаривали?
– Может, он и позвонил бы, но вряд ли. Ему по фигу. С таким же успехом может просто выкинуть карточку. Вот я и привлекла его внимание, даже уважение. Торчок на играх. Глупо, конечно, но это сработало.
– Попала, – кивнула Ева, и Пибоди засмеялась.
Они лавировали в потоке движения, среди исписанных каракулями стен сборных домиков, наспех возведенных после Городских войн. Местные бездельники, за неимением лучших занятий, сидели на разбитых ступенях крылец, потягивая пиво или самопальную бормотуху из бутылок, спрятанных в коричневые бумажные пакеты.
Местная шпана тусовалась мелкими группами. В большинстве своем они рядились в облегающие безрукавки, чтобы демонстрировать полный набор цветных татуировок на потной мускулатуре.
Растрескавшееся, выгоревшее на солнце щебеночно-асфальтовое покрытие игровой площадки было обнесено проржавевшей сетчатой оградой. Кто-то не поленился и смел горы мусора в угол. Битое стекло посверкивало, как оброненные бриллианты.
Кучка юнцов – подростки и чуть за двадцать – играли в баскетбол, разбившись на «рубахи» и «шкуры»^[1]. На многих шкурах виднелись синяки и ссадины. Зрители стояли и сидели, прислонясь к ограде. Не считая пары подростков, пытавшихся дотянуться языками до пупков друг друга, все бурно «болели»: орали, бранили и подзуживали игроков.
Пибоди остановила машину позади раздетой до скелета малолитражки. Кто-то намалевал похабщину на помятом кузове. Само собой, с ошибками.
– Что за люди! – посетовала Ева. – Элементарных вещей грамотно написать не могут. Грустная картина.
– Брюстер. – Пибоди подбородком указала на площадку.
– Да, я тоже его засекла вместе с его дружками.
– Я вызову группу поддержки.
– Валяй.
Ева понаблюдала за игрой. Они играли за «рубах», причем рубахи прилипли к их потным телам. Джимми Кей закатал мешковатые штаны выше своих узловатых колен. Судя по ритму, по приемам, Ева поняла, что у него есть способности к игре. Играл бы еще лучше, если бы не трезвел прямо на глазах и не потел, как свинья.
Брюстер покраснел, как рак, пот катился с него градом. Похоже, шкуры здорово надрали задницу рубахам. Леон, носясь по площадке, запыхался и дышал, как пес на жаре. Даже издали ей было видно, как тяжело вздымается и опадает его грудь.
– Они спеклись, – заметила Ева. – Силы кончаются, дыхалка на нуле. Их любой малыш перегонит.
– Группа поддержки будет через четыре минуты. – Ева лишь кивнула в ответ, и Пибоди заерзала на сиденье. – Ладно, давай возьмем подонков сами.
– Жду не дождусь.
Ева вышла из машины. Несколько зрителей у ограды узнали в них копов на полпути. Одни принялись насмехаться, другие занервничали, третьи напустили на себя отсутствующий вид, который Ева приняла за попытку стать невидимками.
На площадке Брюстер перехватил мяч, двинув локтем в живот противнику. Завязалась жестокая драка, она дала Еве и Пибоди время пересечь улицу. проскользнуть сквозь ворота внутрь площадки.
Ева слегка подтолкнула ногой любителей пощекотать пупок.
– Брысь отсюда.
Она выразительно похлопала по кобуре под жакетом, чтобы придать им нужное ускорение. Они вскочили, путаясь в собственных ногах, и бросились наутек. «Слава богу, – подумала Ева, – теперь им ничего не грозит».
Она не удостоила вниманием остальных. Они вдруг вспомнили, что у них есть дела поважнее где-то в других местах, и просочились за ворота. Ева не сводила глаз с Брюстера, но воспользовалась случаем наступить сапогом на грудь Слэттеру, который лежал на земле, пыхтя и размазывая кровавые сопли.
– Не вставай. Попробуй только встать, я тебя обратно положу парализатором, да так, что ты в штаны наложишь.
Чтобы доходчивей было, Ева обнажила ствол, в то же время наблюдая, как Пибоди уворачивается от локтевых и кулачных ударов борцов, катающихся по земле, и выхватывает из гущи драки Брюстера.
Джимми Кей сидел на земле, ощупывая разбитую губу.
– Эй, мы ничего не делали! Вон тот белый сукин сын мне засадил.
– Да что ты говоришь! Ну надо же! – Ева поняла, что он уже начисто забыл о магазине и семействе Оучи. О загубленной ими жизни. – Сиди смирно.
А вот Брюстер не забыл. Ева по глазам поняла, когда Пибоди стащила его с паренька, которого он в эту минуту колотил. Она уклонилась от удара, отскочила от пинка ногой, одновременно пытаясь ему втолковать, что она полицейский офицер.
Слэттер сделал попытку выкатиться из-под Евиной ноги. Ева лишь усилила нажим.
– Могу пару ребер сломать, – любезно предупредила она, – и скажу, что так и было. Случайно вышло во время игры. Так что подумай хорошенько.
Не вынимая оружия, Пибоди блокировала удар. Блокировала не слишком удачно, удар прошел, хотя и задел ее плечо по касательной. Зато следующий пас достиг цели: как показалось Еве, ее напарницу крепко приложили по уху.
Радужные очки соскользнули и криво повисли на кончике носа.
Пибоди сумела провести довольно неуклюжий удар по корпусу. Ева сокрушенно покачала головой. «Тяжела на ногу», – подумала она, мысленно корректируя движения Пибоди.
Когда Брюстер вытащил из кармана самодельный пульт, Ева вскинула оружие, готовясь стрелять. Но Пибоди сказала: «Да пошел ты!» – и двинула ему по яйцам.
Пульт выскочил из руки Брюстера, а сам он рухнул, его рвало. Ева засчитала напарнице очко за хорошую реакцию, когда Пибоди сумела поймать пульт на лету.
– Ты арестован, тупица. Полностью и окончательно. – Пибоди присела, перевернула Брюстера на живот и, заведя ему руки за спину, защелкнула браслеты.
– А тебе тоже захотелось, кретин? – заорала она, увидев, что Джимми Кей начинает отползать, пятясь задом, как рак.
Он замер.
– Нет. Черт, мы же просто играли в баскет. Не при делах. Никого не трогали.
– Да я уж вижу, как вы никого не трогали. – Пибоди распрямилась и оглянулась как раз в тот момент, когда Ева надевала наручники на Слэттера. – Мордой в асфальт! – рявкнула Пибоди и заковала Джимми Кея.
Вот в эту самую минуту и подкатила с воем сирен их группа поддержки.
– Вызывайте фургон, – приказала Пибоди первому подбежавшему к ним офицеру. – И «Скорую», тут кое-кому нужна медпомощь. Всех переписать, – добавила она. – Подсыплем в кашу нападение на тех, кому они тут юшку пустили. А фургон – для этих трех.
– Слушаюсь. – И он взял под козырек.
Пибоди бросила взгляд на Еву и ухмыльнулась до ушей. «Он меня слушается», – прошептала она одними губами. Потом откашлялась:
– Лейтенант, будьте любезны предъявить этим говнюкам обвинения и зачитать им права.
– Слушаюсь. Брюстер Лоу, Леон Слэттер и Джимми Кей Роган, вы арестованы за убийство…
– Мы никого не убивали! – завизжал Джимми Кей, пока пара патрульных вздергивала его на ноги. – Эй, вы не тех взяли! Мы просто играли в баскет.