Калинина Дарья Александровна Целый вагон невест

Человек шел по лесу так же медленно, как и замерзал. Вокруг него на много километров не было ни жилья, ни самих людей, поэтому ужасаться тому, как выглядел сейчас путник, было некому, как некому и помочь ему. Человек посмотрел на свои ноги и застонал сквозь зубы. От купленных недавно теплых ботинок остались одни лохмотья. Китайская кожа не выдерживала ни критики, ни зимних морозов. Человека спас ватник: он отрезал ножом несколько полос спереди и обмотал их вокруг истерзанных ботинок. Ногам немедленно стало теплей, зато стало холодно животу. Покончив с обувкой, он еще раз огляделся по сторонам и прислушался. Шум погони стих еще два дня назад, и тогда мужчина сделал то, чего не делал уже десять лет. Он заплакал, ибо решил, что судьба наконец-то сжалилась над ним и дала ему шанс. Но сейчас да еще на голодный желудок жизнь что-то перестала казаться ему той штукой, ради которой стоит жить.
Но он все же развел костер и долго наслаждался его теплом, с торжеством думая, что на этот раз прославленные ищейки не смогли тягаться силами с ним и повернули обратно. Но уже через час после того, как погас огонь и голод дал о себе знать, в голову мужчине закралась предательская мыслишка: а ведь там, у людей, от которых он сбежал, сейчас тепло и настал час ужина. Но природное упрямство, не раз губившее его в прошлом, дало знать о себе и сейчас: он продолжал идти вперед, не оглядываясь и не позволяя себе думать о возвращении.

Анна стояла в аэропорту Мюнхена и медленно закипала. Ее самолет приземлился уже больше получаса назад, она прошла таможенный контроль и вопреки собственным опасениям получила свой чемодан, а Вернера все еще нет. Наконец она услышала знакомое по многим телефонным разговорам «Аннья!» и была заключена в крепкие объятия Вернера, которого узнала с трудом. На фотографиях он выглядел как-то не так. Не то чтобы значительно лучше, но все-таки не таким помятым и морщинистым. К тому же его рост в письмах был явно завышен. Видимо, ее чувства отразились у нее на лице, потому что Вернер поспешно затолкал Анну в такси, и они поехали. По пути к его дому Аня с тоской вспоминала напутствие своей ближайшей подруги Мариши.
– Два раза ты уже влипала в истории с этой Германией, – говорила ей подруга. – Пора сделать выводы. Если и в третий раз обломится, значит, не судьба.
Сам дом в отличие от хозяина Анну приятно удивил и порадовал. На фотографиях, которые ей присылал Вернер, дом целиком не умещался, поэтому и сложилось неверное, так сказать, половинчатое о нем представление. На самом деле в доме было целых четыре этажа вместо предполагаемых Анной двух плюс мансарда. О самом женихе у Анны, оказывается, тоже сложилось неправильное представление. Ему было вовсе не «чуть за сорок», а уже значительно ближе к шестидесяти. Это Анна сообразила, когда смогла хорошенько рассмотреть его. Кроме того, он был вовсе не так одинок, как явствовало из его писем. У него имелись две взрослые дочери и вполне здравствующая жена, которая стояла тут же и мило улыбалась гостье.
Анна немного опешила от такого обилия впечатлений. И хотя это был не первый ее приезд в Германию, остро пожалела, что не осталась дома, в России. Но она тут же взяла себя в руки и напомнила себе про свои два первых визита, а напомнив, почувствовала, что вполне может примириться с существованием жены и дочерей, которые к тому же жили отдельно и вели почти самостоятельную жизнь. Старшая дочь обитала в Канаде и Анну вообще не волновала, жена имела любовника в Мюнхене, у которого и жила. Опасность представляла только младшая дочь. Она хотя и имела приятеля, но жила с ним тут же в Хайденгейме.
«Зато этот явно не будет заставлять меня принимать ванну в умывальной раковине, а потом в этой же воде стирать все грязное белье, которое накопилось у него за неделю, – подумала Анна себе в утешение, обнаружив стиральную машину, стоящую в роскошной ванной комнате. – И экономить на отоплении, когда за окном десять градусов мороза, тоже не будет», – продолжила она перечислять плюсы, увидев несколько электрических каминов и один, ловко имитировавший настоящий.
Обедали они втроем. Вернер ухаживал за обеими дамами и в их разговор особо не вмешивался. За десертом, состоящим из взбитых сливок с печеными яблоками, разговор все еще продолжал вертеться вокруг светских тем. Наконец, досконально выяснив, какая погода бывает в Питере, какими самолетами предпочитают летать в России, и рассказав, какие места посетили ее дальние знакомые во время тура в Россию, жена начала собираться.
– О, – сказала она, собирая вещи, – чуть не забыла. У меня для вас подарок.
И женщина протянула в очередной раз опешившей Анне толстую книгу с названием, которое Анна смогла бы перевести, даже если бы не учила немецкий с трех лет и не заканчивала немецкое отделение университета. Картинка из двух деятельно совокупляющихся тел, мужского и женского, достаточно ясно комментировала содержание книги.
– Danke schцn, – машинально поблагодарила ее Анна, чувствуя, что ей никогда не научиться ценить немецкое чувство юмора.
– Какой удачный подарок, – сказал Вернер, едва за его женой захлопнулась садовая калитка. – Она всегда знала, как мне угодить.
Анна с некоторым недоумением посмотрела на Вернера. К ее приезду он явно старался прихорошиться – покрасил волосы в голубоватый цвет, побрился и облился сразу несколькими дезодорантами, но Анна полагала, что затраченные им усилия себя все же не оправдали. Тут нужны были более радикальные меры, и общая косметическая подтяжка кожи была бы самой мягкой из них.
– Как думаешь, книга нам пригодится? – многозначительно глядя на нее, продолжил Вернер.
– А как твоя жена восприняла мой приезд? – спросила у него Анна, чтобы увести его от этой скользкой темы, попутно думая, куда бы спрятать мерзкую книжицу.
– Она обрадовалась, – заверил ее Вернер. – Когда она ушла от меня к Густаву, то очень переживала, что за мной некому будет ухаживать. «У тебя такой возраст, что нужно, чтобы рядом все время находился заинтересованный человек», – говорила она. И вот теперь я думаю, что нашел такого человека.
– Но с женой ты не разведен? – уточнила Анна. – Ты ведь не думаешь, что я буду жить с женатым мужчиной?
– На развод я уже подал, – поспешно заверил ее Вернер. – Но у нас такие дурацкие законы, что получить его я смогу только через полгода. Зато за это время мы сможем лучше узнать друг друга.
– За это время много чего случиться может, – пробормотала Анна по-русски и, как оказалось, словно в воду глядела.
У Анны была трехмесячная виза – это был максимум, который давали в посольстве. Значит, три последующих месяца Анне предстояло находиться где-нибудь в другой стране. Больше трех месяцев Германия ее терпеть отказывалась. Таким образом, из полугода, что оставался до развода, вместе с Вернером она в лучшем случае проживет половину.
Ночью выяснилось, что Вернер мужчина еще хоть куда. К Ане он вышел в костюме поросеночка. У него была шапочка с ушками, пятачок и хвостик колечком. Больше на нем не было ничего, и он, сложив ручки перед собой, бодро попрыгал по направлению к окаменевшей от изумления Ане.
Девушка решила бежать. Все равно куда и как – но бежать. Как раз в тот момент, когда Вернеру удалось допрыгать до нее, у него отвалился хвост. И ситуация несколько разрядилась и даже наладилась. Вспоминая своих более молодых приятелей, Анна не могла не отметить, что они все Вернеру в подметки не годились. Даже намечающийся маразм Вернера не помешал любовникам приятно провести ночь и утром встать весьма довольными друг другом. Сразу после завтрака, состоявшего из яиц всмятку и нескольких тостов с мармеладом, Вернер отправился на работу.
– Отдыхай, моя девочка, – проворковал он, нежно целуя Анну в щечку на прощанье. – Погуляй по саду, собери яблоки. Корзины стоят в сарае. Сахар, предназначенный для варки домашнего яблочного джема, ты найдешь в стенном шкафчике, рядом с остальными продуктами, которые я оставил тебе для приготовления обеда на сегодня. Потом я, конечно, покажу тебе магазины, где обычно делаю покупки, но на сегодня я все приобрел сам.
И он гордо посмотрел на Анну, явно ожидая, что его похвалят за проявленную заботу. Но Анна, потрясенно обдумывавшая количество работы, неожиданно на нее свалившейся, его взгляда не заметила. Она оглядывала сад, чувствуя, что вчерашнее ее восхищение его размерами стремительно испаряется.
– Верхние комнаты не убирай, – продолжал Вернер, и Анна облегченно перевела дух. – Оставь их на потом, прибери только в тех помещениях, которыми мы пользуемся. И…
– Вернер, ты не опоздаешь на поезд? – поспешно перебила его Анна. – Ты говорил, что он отходит в 10.45, а сейчас уже половина.
– Ты права, моя дорогая, – согласился Вернер, – как мило, что ты обо мне заботишься. Сегодняшний день в конторе пролетит для меня незаметно. И даже слушание моего дела в суде не сможет заставить меня забыть о тебе.
И он отбыл, напевая себе под нос какую-то веселую баварскую мелодию.
– М-да, похоже, я снова влипла, – констатировала Анна. – И почему мне так не везет?
От этой невеселой темы ее отвлек телефонный звонок. Не успев сообразить, что вряд ли в Германии есть хоть одна живая душа, желающая с ней пообщаться, Аня машинально схватила трубку.
– Алло! – сказал грубый женский голос. – Это ты, котик? Чего молчишь, не узнаешь?
– Вы кто? – удивилась Аня.
В трубке выругались, и Аня поспешно бросила ее на рычаг. Затем она отправилась осматривать свои новые владения. На это ушло около часа. Бродя по огромному дому, Анна чувствовала себя героиней сказки про Синюю Бороду. Комнаты двух верхних этажей были заперты, так что убирать их и правда не было никакой необходимости. Потом Анна спустилась в сад. Яблок в этом году уродилось огромное количество. Ветви деревьев под их тяжестью давно бы сломались, если бы не подставленные под них подпорки.
«Если здесь так всегда, то я пропала», – подумала Анна, пытаясь припомнить, что она слышала про какую-то чудодейственную жидкость, которая убивала растение целиком, стоило одной капле попасть на лист.
– Как знать, может, она и для деревьев сгодится, – прошептала Анна, собрав урожай с первой яблони.
Пол в комнатах она кое-как привела в приличный вид – загнала, помахав газетным листом, скопившуюся пыль под диваны и кресла. Покончив таким образом с уборкой помещения, Анна пристроилась в свободном от корзин с яблоками уголке кухни и наспех перекусила, потом запихала вчерашние и сегодняшние тарелки в посудомоечную машину и приступила к переработке урожая.
К вечеру Анна вконец обессилела, зато на полках кладовки стояли ровные ряды банок с домашним повидлом, которое она намеревалась выдать за джем. У женщины едва хватило сил, чтобы добраться до дивана и рухнуть на него. Однако стоило ей это сделать, как словно дожидавшийся этого момента телефон надрывно затрезвонил. Мрачно глянув на мерзкую штуку, Анна, собрав последние силы, протянула руку к трубке.
– Аннья! – донесся из трубки жизнерадостный голос Вернера. – Я должен немного задержаться. Позвонил важный клиент, он тоже разводится с женой. Мы договорились обсудить его дело в ресторане. Хочешь, я познакомлю тебя с ним? Ты можешь приехать сейчас ко мне? Тогда мы бы все вместе поужинали. Здесь есть одно прекрасное местечко, я там бывал несколько раз, очень романтичная атмосфера. Играет живая музыка, всюду свечи и цветы, а еду готовят, я такой нигде не пробовал.
– Ужинайте вдвоем, – еле слышно прошептала Аня. – Я боюсь, что твой клиент при мне будет стесняться, и вы не сможете хорошенько обсудить все юридические тонкости.
– Как ты мила, – растрогался Вернер. – Ты думаешь только обо мне. Какая самоотверженность!
– Тогда еду я не готовлю? – оживилась Анна. – Ты ведь сытно поужинаешь, а сама я уж что-нибудь простенькое перекушу.
– Я поужинаю в ресторане, – заверил ее Вернер. – Если тебе будет скучно, можешь посмотреть мою коллекцию железнодорожных вагонов. Они на чердаке.
Потом Вернер еще минут пять пораспространялся на тему о том, как ему жаль, что их первый интимный ужин откладывается, и повесил трубку.
– Бизнес есть бизнес, – пробормотала Анька, снова падая на диван и думая о том, что, видимо, недооценила размеры дома, если в нем умещается целое железнодорожное депо.
Следующее утро немногим отличалось от первого. Они снова съели на завтрак яйца и тосты. Намазывая хрустящую корочку хлеба своим повидлом, Анна мрачно думала, что, пожалуй, не стоило ехать в такую даль, чтобы весь день заниматься уборкой и готовкой. Такими делами она вполне могла бы насладиться и у себя дома. Допивая кофе, Вернер повторил, что верхние комнаты убирать не нужно, но намекнул, что это вовсе не значит, что и жилые не нуждаются в уборке, причем тщательной.
«Заметил, гад, – отметила про себя Анька. – Ну уж сегодня я все вымою, пусть видит, какая я молодец. Яблоки-то я все переработала, больше делать особенно и нечего».
– Приготовь на ужин что-нибудь вкусненькое, – нежно целуя ее в щечку, прошептал ей в ушко Вернер. – Вечером придет моя дочь с ее другом. Пусть у нас будет что-нибудь сладкое. Я же помню, ты писала, что мастерица печь пироги. Испеки с яблоками, я видел, ты забыла снять несколько штук с верхушек деревьев.
Пирог Анна, ругая себя последними словами за свой длинный язык, испекла с повидлом. Достать яблоки ей не удалось: стремянка была заботливо заперта в сарае на ключ, а камней подходящего размера, чтобы ими попытаться сбить яблоки, как это ни странно, почему-то вокруг не нашлось. В этой стране были либо огромные валуны, игравшие декоративную роль или же служившие указателями, – поднять такой камушек, естественно, было не под силу даже пяти здоровенным мужикам, а не то что хрупкой девушке, – либо совсем мелкая галька, размером не больше миндаля, предназначенная красиво обрамлять дорожки. Опавших сучьев и веток в саду тоже не нашлось. Анька не поленилась и обыскала весь его, но ничего подобного так и не нашла. Это было сродни чуду. Видимо, весь мусор тут обладал способностью испаряться, едва коснувшись земли.
Вернер пирогом остался доволен. Однако деликатно заметил, что на четверых пирога такого размера может не хватить, потому что такой вкусноты он никогда не ел и сам лично сейчас слопал бы половину.
– Но ты ведь теперь каждый день будешь печь пироги? – заглядывая в глаза Анне, спрашивал он. – Я вкусно покушать люблю.
Анна все утро проковырялась сначала с электроплитой, пытаясь понять, как она включается, а потом воевала с подозрительного цвета готовым тестом, которое, судя по его виду, лежало у Вернера в холодильнике не первый год. Поэтому, услышав пожелания Вернера, только зубами скрипнула. Между тем, ласково обняв Анну за плечи, хозяин дома увлек ее в спальню, но вовсе не за тем, о чем она подумала. Подведя ее к шкафу, он открыл его и начал бросать на постель Анькино нижнее белье.
– Хочу, чтобы ты оделась посексуальнее, – краснея, словно мальчишка, проговорил он. – Пусть моя дочка видит, какая у меня теперь подруга.
Анна напомнила себе, что с работы она уволилась и дома ее дожидаются долги в размере пары тысяч долларов. Если же она выйдет замуж за Вернера, то, как ни крути, ей достанется хотя бы часть этого дома. Поэтому без колебаний она согласилась на предложенный наряд. Он состоял из тончайшей комбинации с поясом и чулками, поверх чего надевалась сильно декольтированная кофточка с коротенькой юбчонкой. Из-под кофточки выглядывала лямка лифчика, что, по словам Вернера, будило в нем целый тайфун чувственности.
– Ночью я тебе докажу, – страстно шептал он Анне, поправляя на ней юбочку. – Хотя нет, давай прямо сейчас.
Анну спас пронзительный звонок в дверь.
– Гости! – всполошился Вернер. – Скорее вниз, я покажу тебе, что где лежит, чтобы ты могла выглядеть образцовой хозяйкой. И главное, не бойся, я буду рядом и в случае чего подскажу тебе, что делать.
Анна подумала, что лучше бы он просто все сделал сам, а давать ценные указания она тоже умеет. Но перевести на немецкий свои соображения да еще так, чтобы Вернер не обиделся, за какие-то секунды у нее не получилось. Вернер поспешно выдвигал ящики шкафов, показывая, где лежит столовое серебро, где – семейный фарфор или тяжелые льняные скатерти и салфетки из тончайшего полотна.
Если внешность жены Вернера была вполне терпимой и ничем не примечательной, то младшая дочка им явно не удалась. Девушка была откровенно страшновата. Однако приятель, у которого она жила, был в нее откровенно влюблен. Сам он тоже не слишком далеко ушел от обезьяны, по крайней мере, по части волосатости, но для мужчины ведь внешность не главное. Дочку же Анна разглядывала с откровенной жалостью. Анна и о своей внешности не была особо высокого мнения, но сейчас на фоне этой девицы она почувствовала себя просто писаной красавицей. Дочь Вернера звали Кати, у нее были короткие тусклые волосы, бесцветные глаза без малейшего намека на ресницы и огромный нос картошкой. Анна весь вечер ломала голову, откуда у девицы такой нос. У Вернера и его жены носы были в пределах нормы. Конечно, красотой и они не блистали, но все-таки знали свое место и не стремились расползтись по всему лицу. Рот у Кати тоже не удался, то есть со своей главной функцией он, конечно, справлялся, поглощая огромные порции съестного.
Вообще Анна заметила, что покушать в этом доме любят. Особенно если продукты из своего огорода и ровно ничего не стоят. Пирог исчез за пять минут. Потом ели суп, и Вернер шумно радовался.
– Горяченькое! – с умилением восклицал он каждый раз, погружая ложку в некое подобие первого блюда, которое Анна смастерила из бульона и консервированных овощей.
Потом было мясо с замороженными овощами. То есть до того, как попасть на стол, они были заморожены, потом Анна разогрела их в микроволновке, и овощи стали вполне съедобными. Мясо тоже было уже нарезано, посолено и даже приправлено пряностями. Анна об этом не догадывалась до тех пор, пока не попробовала свою порцию. Задумчиво прожевав кусок, она отметила, что с мясом что-то не так. Второй кусок все разъяснил – мясо было пересолено и просто полыхало жгучим перцем.
– Это у нас на востоке страны так готовят, – поспешила объявить Анна, заметив устремленные на нее недоумевающие взгляды Вернера и его дочери.
Один только непальский приятель Кати за обе щеки уминал Анину стряпню, в то время как по его лицу катились крупные слезы.
– Больше не готовь это блюдо, – тихо попросил Анну Вернер. – Видишь, до чего ты расстроила Санджая. Он просто обливается слезами, не желая показаться невежливым и отложить это мясо.
– Нет, нет, это не поэтому, – продолжая рыдать, пробормотал Санджай. – Просто я вспомнил свой дом. Моя мама готовила мясо точно так же, и я ее неожиданно вспомнил. Вот если бы Анна научила Кати готовить! Я был бы счастливейшим человеком на свете. А то она кормит меня пиццей и сосисками с пивом.
– Это у нее от матери, – посочувствовал ему Вернер. – Жена вечно пичкала меня диетическими салатиками и соевым мясом.
– Папа, что ты сравниваешь! – возмутилась Кати. – Мама готовила просто ужасно, а я вообще не готовлю. Чувствуешь разницу?
– Не мели ерунды, – сурово оборвал ее отец. – Бери пример с Анньи. Она вам всем сто очков вперед даст. Такую девушку я искал всю жизнь. Я подумываю о том, чтобы жениться на ней и обеспечить ее. Оставлю ей свои сбережения.
Кати выронила ложку, которой в эту минуту зачерпнула соус, и она шмякнулась в соусницу, забрызгав всю скатерть. А Санджай принялся усиленно тереть уши, видимо, проверяя, все ли с ними в порядке. В это время Анны в столовой не было, она ушла готовить кофе, поэтому не могла насладиться триумфом. Вернувшись, она была удивлена откровенно враждебными взглядами, которыми одаривала ее Кати.
– Что случилось? – поинтересовалась она у Кати. – Если не хочешь, не ешь это мясо.
– Ты в своем уме? – не обращая внимания на Анну, бросила Кати отцу.
– Вполне, – кивнул он. – Деточка, – обратился он к Ане, – не принесешь ли мне кофе с молоком? В моем возрасте нужно беречь свое сердце.
И дождавшись, пока Анна скроется за дверью кухни, он продолжил:
– Понятное дело, что тебе и матери я тоже кое-что оставлю. В самом необходимом вы, конечно, нуждаться не будете. А про остальное… Ты, например, можешь заканчивать свое образование по вечерам. А с жильем у тебя вообще проблем нет. Матери тоже много не надо, она не одинока, у нее есть на кого опереться. Пусть на большее, чем полагается ей по закону, и не надеется. Ее любовник – человек обеспеченный и вполне сможет прокормить их обоих. Правда, придется реже бывать у косметолога и на море ездить не каждый год, но ведь всего этого у нее было уже достаточно. А в старости надо жить умереннее, так ей и посоветуй. А вот у Анньи все в будущем, она жить только начинает, а опереться ей решительно не на кого. Ты знаешь, что у бедной Анньи нет никого, кроме старенькой мамы? Поэтому она нуждается во мне и в моем участии больше всех вас.
– А как же Ева? – спросила Кати. – Твоя старшая дочь? Ты всегда любил ее больше всех. Неужели ты и ее лишишь наследства?
– Я уверен, что Ева меня поймет, – невозмутимо ответил Вернер. – Она не похожа на вас с матерью. Для нее деньги не главное. К тому же они с мужем оба работают и в моей помощи вовсе не нуждаются. И не спорь со мной, если не хочешь лишиться той стипендии, которую я пока еще готов выделять на время твоего обучения. Иначе на учебные пособия тоже будешь сама зарабатывать. Я в твоем возрасте так и жил.
Кати поспешно умолкла, почувствовав, что идея ее полной самостоятельности пришлась отцу по вкусу. И неизвестно, в какие дали его заведут воспоминания о собственных некогда пережитых трудностях.
– Знаешь, сколько получает Анина мать, которая преподает в престижном вузе? – не успокаивался Вернер. – 50–60 долларов в месяц! А бедная Анньечка училась на стипендию в восемь долларов в месяц. Эта девочка потеряла отца в пятнадцать лет и пережила такие лишения, что тебе и не снилось. И при этом осталась доброй, нежной и чувствительной.
Высказавшись, Вернер бросил салфетку, показывая, что разговор окончен. Но Кати так быстро не сдалась.
– Раз уж ты заговорил об этой вертихвостке, – прошипела она, – то я тебе скажу свое мнение. Только полный слепец не увидит, что этой девке нужны лишь твои деньги. И замуж она за тебя рвется только для того, чтобы осесть в Германии. Неужели ты и в самом деле думаешь, что ее прельщает интимная близость с придурковатым стариком без единого своего зуба, который красит свою седину в синий, а иногда сиреневый цвет? Может, ты считаешь, что она потеряла голову от твоих неотразимых мужских достоинств? Так я со слов матери знаю, что в сексе ты еще хуже, чем Санджай! Ей нужны только твои деньги, твои акции и твой дом. Что я говорю, твой дом! Это наш дом! Мы в нем выросли, он достался тебе по наследству от бабушки, с тем чтобы ты передал его своим детям, а вовсе не какой-то русской девке. Стоит посмотреть, как она одета, и тут же закрадываются серьезные подозрения: еще неизвестно, за что она там получала свои восемь долларов в месяц.
– Мне нравится, как она одевается, – заявил Вернер.
– Мне тоже, – неожиданно подал голос Санджай. – Очень сексуально. Ты тоже могла бы хоть изредка ради меня придумать что-нибудь вроде этого белья.
– Какого еще белья! – окончательно взбеленилась Кати. – Где ты ее белье увидел? Что тут вообще происходит? Вы все с ума посходили? Санджай, пошли домой. Не хочу смотреть, как из моего отца делают клоуна.
И с этими словами она гордо зашагала к двери.
– А вот и кофе, – объявила Анна, появляясь в дверях с подносом и с удивлением обнаружив опустевшую гостиную. – Ой, а куда делись твои гости?
– Они ушли, – невозмутимо сообщил Вернер.
– Из-за меня? – расстроилась Анна, которой вовсе не улыбалось, чтобы вся семья ее дружно возненавидела. Особенно пока она прочно не утвердится в этом доме.
– Не обращай внимания, они скоро привыкнут, что теперь ты занимаешь место их матери, – сказал Вернер. – Моя дочь особа импульсивная, но уже завтра она поймет, что я волен располагать своей жизнью по собственному усмотрению. И что она не может диктовать мне, кого любить и с кем жить. Особенно после того, как ее мать первая сбежала от меня.
Решив, что окончательно успокоил Анну, Вернер отправился к себе в кабинет, где долго писал какие-то бумаги и что-то подсчитывал. Когда Аня сунулась к нему, а заодно и к бумагам, он довольно резко сказал, что ее это не касается. Аня обиделась и ушла. Обижалась она еще около часа, потом появился сияющий Вернер и сообщил, что этот месяц был удивительно прибыльным.
Спать они легли рано, на этом настоял Вернер. Ему не терпелось доказать самому себе, что в постели он будет поискуснее какого-то там Санджая. А Анна еще долго лежала без сна, пытаясь сообразить, может, с ее помощью Вернер решил просто досадить своей жене, припугнуть ее возможностью новой женитьбы. Если это так, то как бы ей снова не остаться на бобах…
Утро началось обычно. Они ели яйца, которые Аня уже потихоньку ненавидела, и собственного приготовления яблочное повидло, от которого ломились полки кладовки.
– Ты сегодня все-таки достань верхние яблоки, – нежно целуя ее на прощанье, сказал Вернер. – Стремянку я достал еще вчера. Вон она стоит возле сарая. Днем позвоню, чтобы узнать, как у тебя дела. И приготовь что-нибудь вкусненькое.