1) …Не все Христовы воины стойко и самоотверженно переносили ниспосланные Богом испытания на нелегком пути насаждения Огнем и Мечом Христианской Веры. Рыцарь Томас Арчибальд Йорк дрогнул сердцем в трудный момент похода, продал душу дьяволу и со своим отрядом отделился от основных сил посланцев Креста, погнавшись за мифическими сокровищами Альбагара. С помощью нечистого он собрал большую армию и разорил немало сарацинских городов, чиня грабеж и насилие вместо обращения жителей в истинную Веру. Но избранный Томасом путь вел в преисподнюю, и вскоре вся его армия бесславно и бесследно исчезла…
Из летописи времен Пятого крестового похода

2) …Вчера в Ираке, под городом Басра, группа террористов напала из засады на походную колонну военнослужащих США. В результате скоротечного боя был сожжен бронетранспортер, и погибли четверо военнослужащих 4-го моторизованного взвода бригады морской пехоты.
…По сообщениям военной разведки вооруженных сил США, в иракском селении Аль-Баар обнаружены металлические бочки, в которых, предположительно, могут находиться боевые отравляющие вещества. Для проверки этого сообщения направлена группа экспертов по оружию массового уничтожения…
Современная хроника войны в Ираке

3) Марбек, марбех (араб.) – буйство стихийных сил, светопреставление, гнев богов, огненный смерч (миф., поэт.)

Май 2003 года. Ирак. Походный штаб бригады морской пехоты

– Примите соболезнование, капитан! – скорбным тоном произнес полковник Джордан. – Мне крайне неприятно. Особенно после того, как президент Буш произнес речь о победе в иракской войне… Этот инцидент будет иметь политический резонанс…
Капитан Джон Маккойн молчал и, с высоты ста восьмидесяти пяти сантиметров своего роста, серо-голубыми глазами рассматривал бритую голову начальника штаба бригады. Он думал, что дело вовсе не в речи Буша и не в политическом резонансе, а в том, что четыре молодых парня вернутся домой в цинковых ящиках. И особенно неприятно будет тем четверым матросам, которые сопровождают погибших сослуживцев и вынужденно несут огромное горе в их дома…
Молчание капитана было явным нарушением субординации, полковник поднял голову, и их взгляды встретились. Но Маккойн продолжал молчать, только выдвинул квадратную челюсть, как непроизвольно делал в рукопашном бою. От этого его волевое лицо со шрамом на подбородке не стало мягче и добрее.
– Вы не хотите ничего сказать, капитан? – прищурился начальник штаба. В палатке было душно, и по его лицу катились капельки пота.
– Хочу, сэр. Позволительно спросить, когда я могу получить новый БТР и доукомплектоваться личным составом?
Полковник покачал своей бритой головой:
– Сейчас речь не об этом. Вам ставится задача доставить в Аль-Баар группу экспертов по химическому и атомному оружию. Четыре человека, ученые. Обеспечить их безопасность и оказать необходимое содействие. Вопросы?
– Почему бы не перебросить их вертолетом, сэр? – Квадратная челюсть выдвинулась еще сильнее. – Это гораздо безопасней, чем преодолевать 320 миль ^[1] по пустынной местности, которую контролируют повстанцы.
– Верно, капитан, – начальник штаба встал из-за походного столика и, разминая короткие ноги, подошел к окну. – Но все вылеты запрещены по метеоусловиям. Поднялся сильный ветер, ожидается песчаная буря. Вот видите!
Он показал на квадрат из прозрачного пластика, за которым пока ярко светило солнце.
– Ваш взвод будет усилен танковым отделением!
Последние слова прозвучали весьма внушительно.
– Одним танком, – конкретизировал Маккойн. Другие офицеры называли его Мако. И сержанты тоже, но за глаза. И в бою.
– Танк «Абрамс» под командованием лейтенанта Палмана. А на месте вас ждет отряд десантников. Думаю, осложнений не возникнет.
– Я тоже так думаю, сэр! – Челюсть Мако стала на место. В конце концов, это задание нравилось ему куда больше, чем подавление беспорядков в городе. А ведь именно этим предстоит заниматься их бригаде.
– Ну и отлично, – привычно улыбнулся полковник Джордан. – Получите все, что вам нужно для выполнения задания. И помните – эксперты люди штатские, но они связаны с НАТО и ООН, постарайтесь обеспечить им возможный комфорт…
– Комфорт, сэр?!
Губы Маккойна скривились в едва заметной улыбке.
– Ну или, по крайней мере, удобства…
Джордан подошел, выбросил вперед руку и сильно стиснул ладонь капитана. Тот сдержал силу ответного пожатия и вышел из штабной палатки.

Ирак. Привал в Эль-Куфе

– Ну и жара! – сказал Макфлай. Выглядел он, как и положено профессору: среднего роста, грузный – за центнер весом, бейсболка с длинным козырьком, клетчатая красно-сине-зеленая рубашка с засученными рукавами, легкие широкие штаны и растоптанные сандалии на босу ногу. Три его штатских коллеги из группы поиска ОМУ ^[2] не захотели покидать кондиционированный «Хаммер» и остались на площади. Они вообще держались как-то отстраненно и немного подозрительно.
Макфлай остановился посреди огороженного низкими глинобитными строениями двора, вытер платком шею и улыбнулся хозяину. Сопровождающий его Ахмед вежливо пробормотал «салям алейкум». Староста искривил губы в ответной улыбке, пытаясь скопировать выражение лица профессора, и даже погладил длинную седую бороду, как бы подчеркивая их общность, хотя узкая щеткообразная бороденка пришельца никак не годилась в качестве общепризнанного на Востоке символа возрастной зрелости и душевной мудрости. Но и с такой ничтожной растительностью, незваный гость являлся частицей вполне реальной военной силы, поэтому ссориться с ним не следовало.
Технику оставили на площади, у колодца. За дувалом царили обычные для облавы шум и суматоха: морские пехотинцы быстро рассредоточивались по узким деревенским улочкам, а айраки в панике разбегались впереди них и прятались по своим хижинам, уверенные, что американцы будут варить из них плов. Морпехи же, всего-навсего хотели убедиться, что в Эль-Куфе нет террористов. Подобные акции проводятся перед привалом в любой иракской деревушке. На фоне средневековых декораций и нищих одежд жителей солдаты казались инопланетными пришельцами.
Хотя слово «солдаты» для морских пехотинцев оскорбительно, но сейчас их экипировка практически не отличалась от снаряжения сухопутных вооруженных сил. Каски, пылезащитные очки с солнечными фильтрами, бронежилеты, винтовки «М-16» наперевес, подсумки, фляги, пистолеты у сержантов и офицеров, ножи или штыки на поясе, бело-желтый, в пятнах неправильной формы камуфляж, высокие ботинки на толстой ребристой подошве, которые поднимали облака сухой выжженной солнцем пыли… Они быстро двигались по узким улочкам, страхуя друг друга, заглядывали в глинобитные домишки, осматривали тесные комнатки, ворошили винтовочными стволами подозрительное тряпье, под которым могло быть оружие.
Но это там, снаружи. А здесь, во владениях старосты, тихо. Жгучий пятак в небе, так не похожий на то, что в родном Массачусетсе ласково зовут «солнышком», наполнял зноем каждый атом пространства. Единственный худосочный островок тени образовывала фигура хозяина, однако лукавый старик каждый раз специально становился так, чтобы не находиться между гостями и солнцем. Правда, скорей всего, это не лукавство, а почтительность. Заслонять солнце или бросать свою тень на гостя – значит, по местным меркам, проявлять неучтивость.
Под ногами с хрустом раскалывались похожие на пепел белесые катышки, происхождение которых Теодор Макфлай, доктор истории и археологии, профессор Массачусетского университета, весьма известный и уважаемый в научных кругах человек, – определить не мог. И это ему даже нравилось, как нравится любая еще неразгаданная загадка тому, кто привык разгадывать. Плоские крыши покрывало нечто, на первый взгляд похожее на хворост, хотя это могли быть и кости животных. По крайней мере – вот два овечьих черепа. А вот явно собачий… Пожалуй, смахивает на жилище первобытного человека. И хозяин – в потертом, неопределенного цвета халате, торчащими из-под него засаленными шароварами и чувяками без задника с узкими, задранными вверх носами, будто выскочил из немыслимой древности, которую привык раскапывать профессор…
За границей двора виднеется огород, утыканный шестами с подвешенными на них сорочьими трупами. Одна сорока, еще живая, время от времени встряхивается на веревке и издает хриплые протяжные звуки, призванные, видимо, уберечь насаждения от посягательства других пернатых.
– Поразительно! Такое впечатление, что время в этом городке остановилось еще в пятнадцатом веке! – довольно объявил Макфлай. – И не нужно изобретать никакую машину времени, достаточно просто прилететь на самолете…
Старик-хозяин ничего не понял и посмотрел на Ахмеда. Ахмед издал короткий мычащий звук, в переводе с арабского означающий, видно, «угу».
Макфлай подошел к висящему над ведром тусклому медному колоколу, который наверняка был не колоколом, а чем-то другим, более прозаическим и утилитарным. Благоговейно дотронулся до покрытого зеленой окисью бока, уставился на свои испачканные пальцы, вытер их о брюки.
– У моей бабушки под Ворчестером был похожий рукомойник, – сказал он. – Только им никто не пользовался.
Ахмед бегло перевел. Старик-хозяин опять сморщил лицо в улыбке, – то ли издевательской, то ли подобострастной, леший его поймет, – и что-то пролопотал в ответ.
– Карим аль-Басри желает ваш бабушка долгих лет, – перевел Ахмед.
Макфлай усмехнулся. На самом деле кроме долгих лет старый хрен, кажется, присовокупил еще что-то про бабушкиных потомков, которых бабушка, по идее, должна пережить… что-то в этом роде. Макфлай не был уверен, что понял все правильно. Он неплохо знал староарабский – во всяком случае, настолько, насколько необходимо для работы с архивными документами, рукописями и старинными летописями. На научных конференциях узкие специалисты даже разговаривали на языке, давным-давно канувшем в Лету, неплохо понимая друг друга. Читал он вполне прилично и писать худо-бедно мог, благо со времен написания Корана литературный «араби» практически не изменился. А вот современную разговорную речь на слух воспринимал плохо, да и ленился, честно говоря. С переводчиком он чувствовал себя гораздо комфортнее.
– Моя бабушка умерла в 89-м, – сказал Макфлай. – Это можешь не переводить.
Ахмед все равно перевел. Смерть бабушки Макфлая привела старика в состояние ребячьего восторга. Раздвинув беззубый рот до ушей, он принялся мелко трясти головой.
– Я сказать ему, что ваш бабушка будет рада видеть Карим аль-Басри и его семейство у себя в Ворчестер. Это такой форма вежливости, – пояснил Ахмед. – Если ваша желают здоровья, ваша должен пригласить его в гости.
– А я подумал, он желает всем нам подохнуть, – хохотнул Макфлай.
Ахмед вытаращил на него свои газельи глаза.
– Нет-нет, подохнуть нельзя!
– Вот и хорошо, – Макфлай помотал головой, передразнивая старика, и рассмеялся. – Нет, но как все это сложно! Реликтовые фигуры общения! Единый устав обращения к гостю! Какая прелесть! В Европе уже во времена Реформации в ответ на пожелание здоровья могли послать подальше… А здесь – здесь ничего не меняется со времен Арабского халифата!
– Да-да! – засуетился Ахмед. – Я быть в Европе, видеть это близко. Европа – очень прогрессивный страна. Ирак – страна отсталый, страна дикий традиций.
Макфлаю почудился в его словах скрытый сарказм, ирония… хотя – с какой бы это стати? Школьный учитель из шиитской общины, что в местной табели о рангах означает «лентяй» и «неудачник», мелкий активист проамериканской партии «Зарааль», кормящейся из рук ЦРУ и тихо презираемой каждым уважающим себя мусульманином – Ахмед вдобавок ко всему еще подрабатывает переводчиком у морских пехотинцев, значит, он ничтожество, пес бездомный, изгой. Высокий, худой, с изможденным лицом, и хотя на нем иракский халат и тюрбан, но ботинки американские, с высокой шнуровкой. И, главное, он по-настоящему предан так называемым западным ценностям, более предан, чем многие коллеги и друзья Макфлая, более предан, чем сам Макфлай, – иначе не пошел бы на все эти жертвы.
– Бывать, что река течет быстро, там все меняется-меняется. А в какой-то место, за большой коряга, вода стоит, только слегка кружится, – частил Ахмед. – Но там, где тихий вода, живет самый крупный рыба, хищник.
– Понимаю. У русских говорят: «В тихом омуте черти водятся», – рассеянно кивнул Макфлай. – Я несколько раз бывал в Москве на конференциях.
– Да. Там опасный место. Воду брать нельзя.
– Где, в Москве? – сострил профессор.
– Нет, там где омут…
Профессор не спорил.
– Нельзя-нельзя! – повторил Ахмед.
– И что? – буркнул Макфлай.
Ахмед вздохнул.
– Ничего, – сказал он покорно, словно слуга, который не хочет докучать туповатому хозяину. – Вы говорить, здесь медленный время. Я с вами соглашаться.
– Тогда в какой же век мы с вами попали? – спросил профессор. – Десятый? Двенадцатый? Может, в эпоху Аббасидов? Или Сасанидов?
Ахмед пожал плечами. Из дома вышла укрытая чадрой женщина, сказала что-то хозяину и скрылась. Хозяин, делая суетливые приглашающие жесты, повел гостей в глинобитный сарай, который оказался гостиной, где их ждал обязательный кофе.
– Думать, это все-таки середина-конец тринадцатый век, – неожиданно изрек Ахмед, когда они уже уселись на ковриках перед низким столиком с ароматно пахнущим кофейником и свежими лепешками. – Время великий монгольский нашествие.
Макфлай сперва не понял, а потом расхохотался.
– Неужели мы так похожи на монголов, Ахмед?
Ахмед робко, по-девичьи, взглянул на Макфлая, на его большое безгубое лицо, будто вдавленное с размаху в мощное основание из жира. Место, где заканчивалась шея и начиналась голова, было обозначено у профессора (видно, специально, чтобы не перепутать) черной щеточкой бороды.
– Нет, не похожи. Не очень, – сказал Ахмед.
Макфлай отхлебнул обжигающий, горький кофе, прищурил глаза и блаженно улыбнулся. Сквозь неплотно прикрытые веки он видел, что хозяин внимательно следит за его реакцией. Потом откусил свежую лепешку и опять изобразил наслаждение. Староста удовлетворенно отвел взгляд. Ритуал был выдержан. Можно было переходить к делу.
– Спроси его, какие древности есть поблизости, – сказал он Ахмеду. – Какие старинные легенды он знает? – И зачем-то пояснил: – Старые сказки часто помогают выбрать места раскопок…
Старик заговорил. Макфлай понял, что никаких достопримечательностей поблизости нет. Потом речь пошла о каком-то чудовище, пожирающем всех подряд. Он вопросительно посмотрел на переводчика.
– Железный Змей прилетел с неба и сожрал целое войско, – начал Ахмед, но тут раздался резкий сигнал штабного «Хаммера».
Почти одновременно со двора послышался топот шагов, и в гостиную вбежал рядовой Прикквистер. У него был вид студента или даже аспиранта, не хватало только круглых очков в стальной оправе. А винтовка в руках явно не подходила к его облику.
– Капитан Маккойн дал команду «по машинам»! – выдохнул он, запыхавшись. – Вроде бы есть связь с десантниками! Взвод отправляется ровно через минуту!
Макфлай беззвучно выругался, положил очередную надкусанную лепешку и встал. Он знал, что капитан Маккойн не мыслит отвлеченными категориями: минута для него – это ровно шестьдесят секунд. С сожалением посмотрел он на полочку с глиняной посудой ручной лепки, изготовленной никак не позже середины прошлого века, на низкий ящик в углу, где по восточной традиции наверняка бережно хранится какая-нибудь прадедовская пищаль времен османского сопротивления с перламутровой инкрустацией на тяжелом прикладе или кремневый пистоль с медным набалдашником на рукоятке… Для него, археолога, любая хижина здесь является островом сокровищ, пещерой чудес, страной Оз, Эльдорадо, Лас-Вегасом, всеми борделями Роттердама… О-хо-хо, чем только не является! Только разве объяснишь это им, воякам? Не объяснишь. Легче Ахмеда выучить кембриджскому произношению… Ну и ладно. Остается надеяться, что впереди ожидает множество других пещер.

Бозонель, Франция. Научный центр

Человек может играть в футбол, ничего не зная о законе всемирного тяготения и свойствах скелетных мышц. Может петь, не ведая о частоте колебаний голосовых связок. Может водить машину, не понимая принципов действия двигателя внутреннего сгорания. Может прожить долгую и счастливую жизнь, не задумавшись ни разу о теории относительности и квантовой механике. Человек устроен хорошо. Если он нормальный человек, хомо сапиенс, большинство населения планеты Земля, ее соль.
Но есть люди, устроенные иначе. Их не так уж и много, всего несколько тысяч. Они разбросаны небольшими горстками по университетским городкам, исследовательским институтам, научным центрам – это своего рода особый этнос, нация физиков-экспериментаторов, физиков-фундаментальщиков, лучших из лучших в своей области знания. Они говорят на разных языках, живут в разных странах, обладают чувством юмора и независимым характером. Да, еще по статистике у них высок процент разводов и бездетных пар. Они не могут прожить долгую и счастливую жизнь хотя бы потому, что окружены загадками, как параноик окружен призраками и чудовищами. Ну да и ладно, дело не в этом.
Похоже, в последние годы у этого рассеянного по всей планете этноса появилась своя столица. Место, куда физики тянутся всей душой, как мусульмане в Мекку, как евреи в Израиль. И многим из них удается туда попасть. Это расположенный в западной части Европы научный центр, однажды прозванный неким злобным околонаучным журналистом «Witch Copper» – «Ведьмин Котел». Сокращенно – WC, то есть ватерклозет, или по-простому – уборная. Что только в этом котле (или в уборной) не варилось! Здесь ловили и сортировали нейтрино, создавали антиматерию, здесь в конце XX века изобрели всемирную сеть – Интернет… Каждый из проектов центра вызывал бурю дискуссий, скандалов и даже что-то вроде истерий планетарного масштаба. Что неудивительно, поскольку люди, работающие здесь, мало похожи на обычных хомо сапиенс, и задачи они перед собой ставят самые смелые и – лучше слова не подберешь – фундаментальные.

Ирак. Усиленный взвод на марше

Колонна, подобно гусенице, растянулась на дороге, ведущей на запад. Впереди двигался бронетранспортер «Лейви», за ним, как привязанный, шел штабной «Хаммер», потом грузовик песочного цвета с грязно-серыми разводами камуфляжа, белой армейской звездой на дверцах и брезентовым верхом, потом еще один «Лейви», тупорылая массивная туша топливозаправщика и, наконец, покачивающий на рытвинах вверх-вниз стопятимиллиметровой пушкой танк «Абрамс». И бронетранспортеры, и огромный джип, и автоцистерна, и танк были, как и грузовик, раскрашены серо-желто-белыми пятнами пустынного камуфляжа, поэтому гусеница хорошо сливалась с местностью.
В передвижном штабе Салливан вел переговоры с конечным пунктом их маршрута:
– «Балтимор» на связи! Как слышите?
– Я «Хьюстон», слышу вас хорошо.
– В десять ноль-ноль прошли отметку 40. У нас без происшествий. Что у вас?
– Тихо пока. Общаемся с местными. Требуем у начальства «ночь победителей»… (Смех.)
Короткая пауза. Что хотел сказать незнакомый «Хьюстон»? Напомнить, что победу в Ираке одержала 82-я воздушно-десантная дивизия, а бригаду морской пехоты перебросили уже потом, когда все было кончено, для выполнения полицейских функций – подавления вспыхнувших в Фаллудже волнений? Или он ни на что не намекает, а просто шутит? Радист решил, что лучше выбрать второй вариант объяснения.
– С погодой что? На базе всю авиацию зачехлили, обещают сильную бурю.
– Нет, у нас пока еще не завертелось. Но на западе вполнеба черный столб стоит, к полудню здесь будет. А вечером и вас накроет.
– Никак сам старина Саддам на нас проклятия шлет, а?
– Хорошо, что проклятия, а не штурмовики. Но, кроме проклятий, у него ничего не осталось! (Смех.)
– Объект осматривали?
– Да тут все на виду. Одни руины… Может, скрытый вход где-то есть, подземелья – не знаем. Пока не нашли ни атомной бомбы, ни фосгена с ипритом …^[3] Но взяли все под охрану, как положено…
– Ничего, с нами как раз несколько специалистов, которым за эти поиски немалые деньги платят.
– Вот и хорошо. Когда вас ждать?
– Завтра после полудня, если все нормально пойдет.
– Удачи вам, «Балтимор».
– И вам удачи. Следующая связь после отметки 55.
– Вас понял, «Балтимор». Связь после 55. Кстати: лейтенант Морган распорядился насчет праздничного обеда в честь победы. И в честь вашего прибытия тоже. Срубите нам по паре пива, морпехи. За десантом не заржавеет.
– Пива нет, остался чистый бурбон.
– Сойдет и бурбон. (Смех.)
– О’кей. До связи, «Хьюстон».
– До связи, «Балтимор».
Салливан переключил диапазон выйдя на связь с капитаном Маккойном.
– У десантников все спокойно, сэр, они не обнаружили ОМУ и ждут нас! – доложил он. Потом обернулся к международной группе поиска, которая расположилась в просторном, кондиционированном чреве «Хаммера» вполне комфортно, как в купе вагона первого класса.
Грох и Макфлай вольготно развалились на заднем сиденье, а Кенборо и Чжоу – на среднем, лицом к ним.
– А что там за руины…
Из-под «Лейви», что идет впереди, вылетел здоровенный камень, водителю пришлось нажать на тормоз и резко принять влево. Эммануил Грох, эксперт по химическому оружию, кувыркнулся вперед и упал головой на колени австралийцу Томасу Кенборо, которого за глаза называли Кенгуру. Тот охнул и раздраженно зашипел.
– Извините, – буркнул Грох, задом заползая на свое место. Сейчас «Хаммер» уже не казался ему первым классом.
Теодор Макфлай усмехнулся. Он крепко держался за ручку над окном своей бревноподобной лапищей, а потому остался на месте.
– Хорошо, что я не упал на Люка! – пошутил он.
– Да, очень хорошо, большое спасибо! – вежливо разулыбался Люк Чжоу, который весил втрое меньше, чем Макфлай. Он уже двадцать лет жил в Штатах, но так и не избавился от восточных привычек. – Вы бы меня раздавили!
– А вам, Эммануил, спасибо, что не разбили мне головой яйца! – явно передразнивая китайского коллегу, сказал Томас Кенборо – эксперт по атомному оружию.
– Что за руины в Аль-Бааре? – закончил свой вопрос Салливан.
– Крепость 12 века, – добродушно пояснил Макфлай.
– А-а, – сказал радист. Подумал и спросил: – Но это ведь древняя крепость, верно?
– Да, – сказал Макфлай.
– А ведь тогда, в древности, химического оружия еще не было, верно?
– Верно.
Салливан подумал еще.
– А при чем тут тогда эта крепость?
Кенборо и Грох захохотали. Макфлай что-то ответил, что-то наверняка язвительное, – но его никто не услышал, потому что как раз в эту секунду загудела земля, оглушительно загрохотало железо и «Хаммер» подбросило вверх, словно игрушку.

Бозонель. Научный центр

Последнему проекту «Ведьминого Котла» по части скандалов, видимо, предстоит переплюнуть все предыдущие. На стометровой глубине под комплексом зданий центра свернулся кольцом самый большой в мире протонный ускоритель протяженностью в 27 километров. Некоторые из хомо сапиенс убеждены, что это и есть тот самый зверь Апокалипсиса, лютый многоголовый змей, коему суждено положить конец истории человечества. Восемь голов зверя – это восемь малых ускорителей, которые разгоняют частицы, прежде чем запустить их в главную магистраль; четыре всадника Апокалипсиса – это четыре многоцелевых детектора, которые будут отслеживать процессы, происходящие с протонами во время столкновения…
Выражаясь обычным языком, существует опасение, что некие неконтролируемые физические процессы, происходящие в ускорителе, могут спровоцировать цепную реакцию, которая при определенном стечении обстоятельств уничтожит нашу планету. Какие процессы? Выработка антивещества, например, или образование «черной дыры», или возникновение так называемых «монополей Дирака», способных к поглощению окружающей материи… Некоторые ученые пророчат даже появление пространственно-временных «крысиных нор», в которые вслед за отважными исследователями может провалиться немало и куда более ценных вещей, например Эйфелева башня вместе с Парижем, а может, и с Европой, или даже со всей планетой Земля… Некоторые не дают конкретных прогнозов, но пугают некими непредсказуемыми «отдаленными последствиями».
Теоретическая и экспериментальная физика частенько входили в антагонизм, и это был как раз такой случай. Экспериментаторам из «Ведьминого Котла» волей-неволей приходилось создавать специальные комиссии, демонстрировать расчеты и писать отчеты о несостоятельности той или иной катастрофической теории. Теоретики же в ответ извлекали на свет божий свои формулы, опровергали доводы оппонентов и находили новые подтверждения своим опасениям… Как в тренировочном фехтовании: укол – защита, ответный выпад – уход, контратака – блок, встречный выпад…