В большинстве случаев книги о Перри Мейсоне я посвящаю выдающимся представителям судебной медицины. Но этот роман посвящается просто доктору медицинских наук, одному из самых добрейших и значительных людей, которых я когда-либо встречал. Достигнув вершин избранной профессии, он, вместо того чтобы посвятить свой досуг игре в гольф или катанию на яхте, обратил свою отточенную мысль на изучение проблем, связанных с борьбой с преступностью, и той роли, которую могут и должны сыграть в ней граждане своим содействием работе органов охраны общественного правопорядка.
Мертон М. Минтер, доктор медицинских наук, полномочный член Научного совета американского терапевтического общества, член Совета попечителей техасского университета и член стольких обществ и организаций в сфере образования, банков и медицины, что здесь просто бы не хватило места, чтобы все их перечислить.
Я пишу эти строки потому, что желаю, чтобы как можно больше влиятельных представителей медицины последовали примеру доктора Минтера. Мы нуждаемся в их острой мысли, в их искусстве диагностики и их здравом суждении по поводу улучшения борьбы с преступностью и совершенствования работы органов юстиции.
Итак, я посвящаю этот роман одному из самых обаятельных, обходительных и вдумчивых докторов, которых я знаю, человеку, который не ограничился рамками своей и без того самой гуманной профессии в мире, и стал работать на благо людям в таких областях, как образование, борьба с преступностью, юстиция, своему другу:
Мертону Мелрозу Минтеру, доктору медицинских наук.

Эрл Стенли Гарднер

Джерри Конвэй листал газету до шестой страницы. Это оказалось на том же самом месте, что и в предыдущие дни на прошлой неделе. Полстраницы текста, подпись: «Совет акционеров по спасению». Написано умно, тексту предпослано абсолютно верное утверждение: «Вы, акционеры компании „Калифорния и Техас. Глобальное развитие и исследование“, вложили свои деньги в акции с целью скопить эти деньги для себя, для своих детей и наследников».
И далее: «Что же вы имеете? Если исключить случайную улыбку фортуны, что Джерри Конвэй сделал для вас? Он утверждает, будто бы „рискует“, „рассчитывает“. Будто заложил „основы фирмы“. Не таким путем идут истинные бизнесмены. У вас есть деньги. Вы можете действовать. Вы хотите получать доход сейчас, в будущем году, через год, но не через десять или двадцать лет. Отдайте ваши голоса Гиффорду Фарреллу, который позаботился о Совете акционеров по спасению компании, а затем, возглавив его, разовьет кипучую деятельность. Девиз Фаррелла — результат, а не обещания; действие, а не пустые планы; решения, а не ежедневные мечтания; выполнение решений, а не надежды».
Конвэй закрыл газету. Он вполне допускал, что такого рода реклама может дать результаты. Реклама, причиняющая боль. Если верить Совету акционеров по спасению, компания «Калифорния и Техас» получала права на серединную часть нефтяного месторождения по чистой случайности.
Завладев месторождением, Джерри Конвэй мог увеличить дивиденды, взвинтив цены на сырье. Вместо этого он стал вкладывать деньги в другие, потенциально столь же крупные нефтяные месторождения Турции.
Гиффорд Фаррелл оказывал разрушительное влияние с самого начала. В конце концов карты были выложены на стол перед Советом директоров, и Фаррелла уволили. А теперь он начал борьбу за голоса акционеров. Он пытался вырвать контроль над компанией из рук Конвэя. Кто же стоит за спиной Фаррелла? Чьи деньги тратятся на газетные рекламы? Конвэй хотел бы это знать. Хотел бы это знать, чтобы нанести ответный удар.
Основной тактикой Конвэя было — не высовываться. Когда же он пытался форсировать свои планы, то терпел неудачу. Он надеялся, что достигнутые цены на имущество будут расти, несмотря ни на что.
Конвэй не мог найти объяснение этому. Он намеревался обратиться к собранию акционеров, надеясь, что держатели крупных акций поддержат его. Но как быть с мелкими акционерами? Теми, кто вкладывал по нескольку долларов и туда, и сюда? С теми, кому в самом деле необходимы доходы и конкретные действия?
Останутся ли они с ним или отдадут свои голоса Фарреллу? Анализ списков акционеров показал, что если «малые» акционеры объединятся, они вполне могут взять контроль над компанией. Получи Фаррелл их голоса, они выступят единой силой. Однако Гиффорд Фаррелл достаточно умен, чтобы понимать: реклама не даст ему более шестидесяти процентов голосов «малых» акционеров, и если Конвэй заручится поддержкой крупных инвесторов на собрании акционеров, все будет в порядке.
Однако во всем этом слишком много «если», и в данный момент Джерри Конвэй ни в чем не был уверен.
Он сложил газету, погасил свет в офисе, когда зазвонил телефон.
Джерри взял трубку. Теперь он отвечал на все телефонные звонки.
Он никоим образом не смел теперь обидеть кого-либо из мелких акционеров, захоти тот получить от него объяснения, а, Бог свидетель, таких было достаточно! До сих пор эти люди принимали его объяснения. Идет процесс освоения ценных нефтяных месторождений, и компания не может пересмотреть свои планы в печати.
Цены на сырье, приобретенное инвесторами в прошлом году, увеличивались более чем в два раза. Гиффорд Фаррелл, правда, уверяет, что это всего лишь «чистое везение» и Конвэй якобы тут ни при чем. Скажи акционер ему такое, он рассмеялся бы. Оставайся с нами; и удача тебе обеспечена, сказал бы он ему, а свяжемся с командой Гиффорда Фаррелла, и доходы членов компании будут разграблены. Джерри снял трубку.
— Говорит Джерри Конвэй, — сказал он.
Голос женщины был интригующим и словно бы предупреждал о чем-то. К тому же он был нарочито притворным и ровным — Конвэю показалось, что он где-то раньше слышал его.
— Мистер Конвэй, — сказала женщина, — мне надо увидеться с вами. Я располагаю очень ценной для вас секретной информацией.
— Завтра в девять утра я буду у себя в офисе.
— Нет, нет. Я не могу прийти к вам с офис.
— Почему?
— Меня могут увидеть.
— Что вы предлагаете?
— Я хотела бы встретиться с вами конфиденциально, один на один. И там, где нам никто не помешает.
— У вас есть идея? — спросил Джерри.
— Да. Не могли бы вы прийти в мотель «Арекс» на бульваре Сансет сегодня вечером? Снимите одноместный номер на свое имя, выключите в номере свет, оставьте дверь незапертой и ждите меня до полуночи.
— Очень сожалею, — прервал ее Джерри, — но об этом не может быть и речи.
— Почему?
— Ну… у меня другие планы на этот вечер, — стал выкручиваться Джерри.
— А как насчет завтрашнего вечера?
— Нет, боюсь, тоже не смогу.
— Вы что, боитесь меня?
— Я живу сейчас под колпаком, — сухо сказал Конвэй.
— Послушайте, — сказала она, — я не могу больше говорить с вами. Меня зовут, ну скажем, Розалинд. Зовите меня Розалинд. Я хочу встретиться с вами. Я располагаю информацией, которая необходима вам, чтобы защитить акционеров, защитить себя и спасти компанию. Гиффорд пользуется гораздо большей поддержкой, чем вы думаете. Он чрезвычайно опасный противник. Вы ведь собираетесь начать кампанию по подсчету голосов?
— Извините, — сказал Конвэй, — но по определенным причинам я не могу обсуждать это ни по телефону, ни в печати. В конце концов, акционеры должны верить кому-то. В противном случае их сдует в пропасть финансового краха. Стоимость их собственности под моим непосредственным руководством за последний год удвоилась. Я имею все основания полагать, что она будет расти.
— О Боже! — воскликнула она. — Не пытайтесь обмануть меня. Я знаю, Гиффорд Фаррелл — мошенник. Он пытается взять контроль над компанией, поэтому он и его друзья могут устроить чистку, манипулируя активами компании. Я не верю ни единому его слову. Я хочу передать вам свои сведения.
— Вы можете изложить их письменно? — спросил Конвэй, заинтересовавшись.
— Нет, я не могу изложить их письменно, — нетерпеливо сказала она. — Если бы вы знали столько же, сколько я, то поняли бы, что мне даже говорить с вами опасно.
— Что же вам угрожает?
— Опасность быть убитой, — сердито сказала она и бросила трубку.
Джерри Конвэй на минуту присел на стол, положив трубку. Он знал — необходима осторожность. За последние две недели было сделано немало попыток оклеветать его. Не исключено, что если он пойдет в мотель, оставит дверь открытой, а потом с ним встретится там, в темноте, молодая женщина, то чуть погодя он услышит звуки полицейской сирены. Нет, на это Джерри никогда не пойдет. Ведь в данный момент даже небольшая неблагожелательная статья в газете может резко изменить ход борьбы за контроль над компанией.
Джерри Конвэй подождал минут пятнадцать, а затем вновь выключил свет, проверил, захлопнулась ли дверь, и спустился на лифте вниз.
Розалинд позвонила на следующий день чуть позже одиннадцати.
— Звонит женщина, которая представилась как Розалинд, — сказала секретарь Джерри Конвэя. — Говорит, вы знаете ее, беседовали с ней и что это очень важно.
— Я поговорю с ней, — ответил Джерри и взял трубку. — Привет, — сказал он и опять услышал ровный голос Розалинд, голос, который, как ни силился, он никак не мог припомнить, где уже слышал его.
— Доброе утро, мистер Конвэй.
— Доброе утро, Розалинд.
— Вы заметили, что за вами следят?
— Я бы удивился, если бы определенные люди не питали чрезмерный интерес к моим передвижениям, — нерешительно сказал Джерри.
— У вас на хвосте детективное агентство высочайшего класса, — сказала она, — и это агентство пополнилось парой убийц. Будьте очень, очень осторожны, проверяйте каждый свой шаг.
— Спасибо за предупреждение, — сказал Джерри.
— Но мы должны с вами увидеться, — продолжала она. — Кажется, я придумала, как нам встретиться. Один из тех, кто сейчас следит за вами, — частный детектив. Он не опасен. Он просто выполняет рутинную работу по слежке. Однако есть еще один тип. Его зовут Бэйкер, прозвище — Бэйкер-душегуб. Это головорез-одиночка, который стоит целого подразделения. Присматривайте за ним! Вы вооружены?
— О Боже, нет! — сказал Конвэй.
— Тогда возьмите разрешение на ношение оружия, — сказала она. — Распознать детектива не трудно. Но с Бэйкером будет тяжелее. В данный момент он ездит на побитой черной машине с погнутым номерным знаком. Не давайте никаких шансов этому человеку. Эти люди играют по своим правилам. Играть честно они не намерены. Вы надеетесь на честную борьбу за голоса акционеров и соответственно действуете. Но у этих людей своя игра. Никогда никому не говорите обо мне. Вы никогда не слышали имени Розалинд. Поняли? Но я хочу выложить карты на стол.
Джерри Конвэй нахмурился.
— Вы могли бы изложить суть своих сведений?
— Я могу сказать, — произнесла она, — сколькими голосами располагает Фаррелл, и, если вы дадите мне убедительные гарантии, что сможете защитить меня, могу назвать имена людей, которые отдали ему свои голоса. Однако, если хоть толика этой информации выплывет наружу, они тут же узнают, откуда она, и я буду в опасности.
— Насколько она серьезна? — спросил Джерри Конвэй. — Если речь идет об экономической безопасности, то вы…
— Не говорите глупостей! — саркастически прервала она. — Я видела одну женщину, над которой поработал Бэйкер-душегуб. Я… о-о!..
В телефонной трубке внезапно что-то щелкнуло, и повисла мертвая тишина. Требовалось обдумать создавшуюся ситуацию.
Днем Джерри Конвэй бесцельно кружил на машине, внимательно вглядываясь в зеркальце заднего обзора. Он не был уверен, что за ним следят, но тревога одолевала его. Он чувствовал опасность.
Конвэй понимал, что Розалинд упустить нельзя. Если она и в самом деле владеет информацией, то эта информация бесценна. Знай он имена тех, кто отказал ему в доверии, он мог бы обратить на них внимание компании.
Розалинд позвонила после половины третьего. Она была кратка. В голосе ее слышались мольба и отчаяние:
— Мне необходимо передать вам информацию, чтобы вы могли действовать, иначе компания будет уничтожена.
— Что вы предлагаете конкретно?
— Передать вам информацию. Прежде всего, я хочу заставить Гиффорда Фаррелла и его команду головорезов отказаться от уничтожения компании. Я хочу защитить честных инвесторов, и я… я хочу отомстить.
— Кому?
— Напрягите ваше воображение, — сказала она.
— А теперь послушайте, — произнес Конвэй. — Я могу устроить вам встречу с моим представителем. Я могу послать кого-нибудь…
Глухо рассмеявшись, она перебила его:
— Все дела я буду вести лично с вами — первым человеком в компании. Мне не нужны больше ничьи гарантии. А если вы настолько осторожны, что боитесь встретиться со мной наедине, то можно предположить: все, что говорит про вас Гиффорд Фаррелл, — правда.
И Конвэй вдруг решился.
— Перезвоните мне в течение пятнадцати минут, — попросил он. — Сейчас у меня нет возможности все организовать. Вы можете позвонить мне через пятнадцать минут?
— Позвоню, — пообещала она. Конвэй позвал своего секретаря.
— Мисс Кэйн, девушка, которая только что звонила мне, перезвонит в течение пятнадцати минут. Она просит о встрече со мной, которая должна состояться в абсолютной тайне. Я хочу, чтобы вы слушали нашу беседу, застенографировали все, что она скажет, и, если возникнет необходимость, смогли бы дословно повторить этот разговор.
Ева Кэйн не имела обыкновения проявлять любопытство. Она подходила к делу со спокойной уверенностью профессионала.
— Вы хотите, чтобы я застенографировала только то, что скажет она, или всю беседу целиком?
— Всю беседу целиком. Затем расшифруйте стенограмму и, если понадобится, будьте готовы выступить свидетелем.
— Прекрасно, мистер Конвэй, — ответила Ева Кэйн и вышла из комнаты.
В течение пятнадцати минут телефон не звонил, и Конвэй начал нетерпеливо ходить из угла в угол. Внезапно раздался звонок. Рванувшись к столу, Конвэй схватил трубку:
— Да?
Ева Кэйн сказала спокойным голосом профессионала:
— На линии девушка, мисс Розалинд. Говорит, что вы ждете ее звонка.
— Вы готовы, мисс Кэйн? — спросил Конвэй.
— Да, мистер Конвэй.
— Дайте ее мне.
— Здравствуйте, мистер Конвэй, — раздался голос Розалинд.
— Розалинд?
— Да. Что вы мне скажете?
— Послушайте, — сказал Конвэй, — я хотел бы поговорить с вами, но мне необходимо принять некоторые меры предосторожности.
— Предосторожности против чего?
— Против возможных ловушек.
Она горько рассмеялась:
— У вас нет детей, вы не женаты, вам тридцать шесть. Вы ни перед кем не несете ответственности за свои поступки. И при этом боитесь ловушек! Так вот, сегодня вечером, ровно в половине шестого, закончится дежурство частного детектива, который следит за вами. На ночь его сменит другой. Они не вступают в контакт друг с другом. Иногда детектив, который дежурит ночью, опаздывает. Можно устроить так, что сегодня вечером он опоздает. Ровно в пять часов тридцать одну минуту выйдите из офиса, сядьте в машину. Поезжайте в западном направлении по бульвару Сансет. Поверните на улицу Байт, затем налево, на Голливудский бульвар. Направляйтесь к улице Ивар. Поверните направо и дождитесь смены сигнала светофора. Поезжайте, как только светофор сменит цвет. Посмотрите в зеркало заднего обзора. Все время срезайте углы. Убедитесь, что вас никто не преследует. Я думаю, вы сможете избавиться от хвоста.
— А потом? — спросил Конвэй.
— Теперь слушайте внимательно, — сказала она. — Только твердо убедившись, что за вами никто не следит, направляйтесь к аптеке «Эмпайр», что на пересечении бульвара Сансет и Лабриа. В аптеке есть три телефонные будки. Войдите в самую дальнюю от двери, и ровно в пятнадцать минут седьмого этот телефон зазвонит. Ответьте на звонок. Если вы успешно избавитесь от преследователей, вам дадут дальнейшие указания, куда идти. Если не оторветесь от них, телефон не зазвонит.
— Вы превращаете все это в страшную историю «плаща и кинжала», — раздраженно запротестовал Конвэй. — В конце концов, если у вас есть какие-то сведения о том, что…
— А это и есть ужасная история «плаща и кинжала», — прервала она. — Вам нужен список акционеров, которые уже отдали свои голоса не вам?
— Очень, — сказал он.
— Тогда идите и возьмите его, — сказала она и повесила трубку.
Несколько минут спустя вошла Ева Кэйн, олицетворяя собой высокопрофессионального секретаря, и подала Конвэю машинописные листки.
— Расшифровка вашей беседы, — сказала она.
— Спасибо, — ответил Джерри.
Она повернулась и направилась к двери, но вдруг остановилась и, неожиданно развернувшись, подошла к нему. — Вы не должны этого делать, мистер Конвэй!
Он посмотрел на нее с некоторым удивлением.
— Да, я знаю, — сказала она, — вы никогда не поощряли личных отношений на службе. — Слова сыпались с такой поспешностью, будто она боялась, что он собирается остановить ее. — Я всего лишь частичка механизма вашего управления, такая, какая вам требуется. Но я человек. И знаю, что ждет вас, и хочу, чтобы вы победили в этой борьбе. И… и я немного разбираюсь в женских голосах и… — Она с минуту колебалась, затем почти беззвучно сказала что-то, будто ее голосовые связки работали вхолостую, как двигатель без топлива.
— Я и не знал, что был настолько неприступен, — возразил Конвэй.
— Да нет же, нет! Поймите меня правильно. Просто вы слишком рациональны… Я хочу сказать, вы все рассматриваете с точки зрения бизнесмена. Я знаю, что говорю не то, но, пожалуйста, не совершайте той глупости, на которую она вас толкает.
— Почему? — спросил он.
— Потому что это ловушка.
— Откуда вы знаете?
— Это же очевидно! Захоти она передать вам какие-то сведения, она могла бы положить их в конверт, написать на конверте ваше имя, приклеить марку и опустить в ближайший почтовый ящик.
Конвэй уже думал над этим.
— Эта таинственность, вся чепуха с «плащом и кинжалом»… Да это просто западня.
— Я не могу упустить шанс добыть сведения, — веско сказал Конвэй.
— Значит, вы все-таки пойдете?
— Да, я пойду, — упрямо сказал он. — Вы что-то сказали насчет ее голоса?
Она кивнула.
— Что же?
— Я тренировалась слушать голоса по телефону. Два года я была оператором на телефонной станции. Что-то в ее голосе… Скажите, вам не показалось, что вы когда-то уже слышали этот голос.
Конвэй нахмурился.
— Как вы догадались? Действительно, есть что-то знакомое, скорее, в быстроте речи, в паузах между словами, чем в тембре.
Ева Кэйн кивнула.
— Мы ее знаем, — сказала она. — Она из тех, кто бывал у нас в офисе. Вы говорили с ней. Она как-то меняет свой голос — тембр голоса. Но скорость речи, паузы между словами не изменились. Она из тех, кого мы оба знаем, и это только усиливает мои подозрения. Почему она лжет вам? То есть зачем ей хочется остаться неизвестной?
— Тем не менее я собираюсь пойти, — заявил Конвэй. — Эти сведения слишком ценны для меня. Я не могу позволить себе не делать ставки в этой игре.
Неожиданно Ева Кэйн опять превратилась в лишенного индивидуальности профессионального секретаря.
— Прекрасно, мистер Конвэй, — сказала она и покинула комнату.
Конвэй сверил часы с сигналом точного времени по радио и минута в минуту, как было условлено, выехал по указанному маршруту. Он трогался с места, только когда светофор менял цвет; ушел от машины, которая, судя по всему, пыталась следовать за ним, но безнадежно запуталась в потоке других машин; ушел и от разгневанного регулировщика, свистящего ему. Потом Конвэй влился в автомобильный поток и двигался вместе с ним.
Пять минут седьмого был у аптеки и вошел в дальнюю от двери телефонную будку.
В шесть часов двенадцать минут телефон зазвонил. Конвэй ответил.
— Мистер Конвэй? — спросил решительный женский голос.
— Да. Это… это не Розалинд?
— Не задавайте вопросов. Розалинд должна принять меры предосторожности, чтобы отделаться от слежки. Вот дальнейшие инструкции. Вы готовы?
— Да.
— Отлично. Положив трубку, выйдите из аптеки и садитесь в машину. Направляйтесь в отель «Рэдферн». Поставьте машину на стоянку. Зайдите в вестибюль. Скажите клерку, что вас зовут Джеральд Босвелл и что вы ожидаете письмо. Клерк вручит вам конверт. Поблагодарите его, но не давайте на чай. Пройдите в дальний угол фойе и вскройте конверт. Вам станет ясно, как действовать дальше. — Она повесила трубку, не попрощавшись.
Конвэй вышел из телефонной будки, подошел к своей машине и поехал прямо к отелю «Рэдферн».
— У вас есть письмо для Джеральда Босвелла? — спросил он клерка.
Клерк, казалось, заколебался. Конвэй испугался, не потребует ли тот удостоверение, но длилось это лишь мгновение. Клерк вытащил пачку конвертов и начал их просматривать.
— Босвелл, — механически повторил он. — Босвелл. Как вас зовут?
— Джеральд.
— О да. Джеральд Босвелл. — Клерк вручил Конвэю длинный конверт, и у того невольно подпрыгнуло сердце. Конверт из плотной папиросной бумаги был хорошо запечатан и чем-то набит. Возможно, там список акционеров, которые не ему отдали свои голоса, список, который должен все изменить в его борьбе за удержание контроля над компанией.
Конвэй прошел в угол и сел в одно из мягких, упругих кресел, словно в ожидании кого-то. Исподтишка он оглядел всех, кто был в фойе. Женщину среднего возраста, поглощенную чтением газеты. Скучающего, нездорового вида мужчину — он разгадывал кроссворд. Молодую девушку, вероятно ожидавшую кого-то: ее внимание было сосредоточено на входной двери.
Конвэй вытащил из кармана перочинный ножик, сделал надрез, вскрыл конверт и высыпал на колени его содержимое. С отвращением он обнаружил там лишь вырезки из старых газет одинакового размера, не представляющие ничего важного, никак не связанные друг с другом. Газеты потребовались, очевидно, только для того, чтобы набить ими конверт.
Однако в газетные вырезки был завернут ключ, прикрепленный к медному ярлычку, на котором стоял штамп отеля «Рэдферн» и номер комнаты — 729.
Чувство благоразумия побуждало Конвэя положить конец этому приключению раз и навсегда, но столь простая мысль означала крушение его планов. Человек, придумавший такой ход, был неплохим психологом. Ведь, совершив множество нестандартных поступков, чтобы отделаться от слежки, Конвэй был поставлен перед необходимостью сделать шаг, на который он никогда не пошел бы, предложи ему кто-то это в самом начале.
Конвэй засунул обрезки газет обратно в конверт, бросил его в корзину для ненужных бумаг и направился к лифтам. В конце концов, можно подняться и постучать в дверь.
Молодая девушка-лифтерша, казалось, была полностью погружена в чтение романа в мягкой обложке. Она взглянула на Конвэя и опустила глаза.
— Седьмой, — сказал он.
Она нажала на кнопку седьмого этажа, дала Конвэю выйти и тотчас отправила лифт обратно на первый.
В отеле витал дух второсортной респектабельности. Здесь было чисто, но как-то стерильно чисто. Ковры — тонкие, подставки для светильников — дешевые, освещение в коридоре — тусклое.
Конвэй нашел комнату номер 729 и легонько постучал в дверь. Никто не ответил. Он подождал и снова постучал. Ключ в его руке был приглашением. Мысль о том, чтобы вставить его в замочную скважину и войти в комнату, была лишь немногим более неприятной, чем положить его в карман, вернуться к лифту и навсегда оставить нераскрытой тайну запертой двери, тем самым упустив возможность получить списки акционеров, отказавших ему в своих полномочиях.
Джерри Конвэй вставил ключ в замок. Пружинный замок мягко щелкнул, и Конвэй распахнул дверь.
Он обнаружил, что вглядывается в гостиную двухкомнатного номера. Дверь, которая, вероятно, вела в спальню, была приоткрыта.
— Кто-нибудь есть дома? — позвал Конвэй. Ни звука.
Конвэй закрыл за собой дверь в коридор и окинул взглядом комнату. Появилась надежда, что это — часть тщательно разработанного плана, по которому обещанные бумаги буду переданы ему прямо здесь, без посредников. Но в гостиной он ничего не нашел и стал задумчиво рассматривать дверь в спальню, когда ручка на ней повернулась и в гостиную, прикрыв за собой дверь, вошла девушка, на которой были только лифчик, трусики и прозрачные колготки. Было очевидно, что он никогда ее раньше не видел. Она что-то невнятно напевала. Голова ее была обернулась полотенцем. Лицо представляло собой темное пятно. Конвэй понял, что это доходившая до горла косметическая маска. У нее была восхитительная фигура, белье на ней было тонким и изящным — невесомая черная паутинка, которая только подчеркивала теплый розовый оттенок гладкой кожи.
Конвэй стоял неподвижно, испуганный, возбужденный, словно прикованный к месту.
Внезапно она увидела его и, похоже, хотела закричать. У нее приоткрылся рот. Косметическая маска скрывала от Конвэя черты ее лица. Он видел только глаза и красные губы.
— Послушай! Дай мне все объяснить, — торопливо произнес Конвэй, приближаясь к девушке. — Мне кажется, ты не Розалинд?
Она ответила глухим из-за косметической маски голосом:
— Меня зовут Милдред, я живу с Розалинд в одном номере. А кто вы? Как проникли сюда?