– Когда ее рука отвалилась, я чуть не подох от ужаса! – воскликнул Костлявый, нервно затянувшись папиросой. Худощавый мужчина трясся, словно от холода и суетливо переминался с ноги на ногу, понимая, что выглядит в глазах главы банды беспомощным идиотом, позволившим себя облапошить женщине.
– Тебя умыла баба! Разве такое может быть в моем окружении? – мягко уточнил человек, которого в преступной среде прозвали Козырь. – Что обо мне скажут? Козырь теряет свой авторитет и теперь его могут обвести вокруг пальца и дети, и женщины! Репутация в нашем деле имеет серьезный вес и если она тает, словно сахар, значит, стоит задуматься о том, чтобы уйти в тень. Ты слышал о Чарльзе Дарвине, но наверняка не понимаешь смысл словосочетания «естественный отбор».
Костлявый смотрел на оратора так, словно тот говорил на непонятном языке. Озадаченный мошенник потер рукой выпирающий подбородок, на котором уже появилась седая щетина и виновато произнес:
– Это моя вина, Козырь! И если надо будет, я покаюсь перед кем угодно. А если говорить за авторитет – все знают, что ты мастер своего дела и не допустил бы подобной оплошности… Разве Бога кто-нибудь может упрекнуть за то, что его раб грешен?
– Не поминай Бога всуе, Костлявый! – отрешенно произнес мужчина, стараясь не улыбнуться, сравнение с Всевышним тешило его самолюбие. Он откинулся на спинку здоровенного кресла, чувствуя себя очень значимым, и пристально посмотрел на провинившегося шулера, стоявшего в нескольких шагах напротив массивного дубового стола и опустившего голову, как нашкодивший гимназист.
Кобзарь Остап Александрович родился в столице Российской империи, чем очень гордился. Выходец из высших слоев общества был прекрасно образован и воспитан, молодой мужчина чувствовал себя комфортно в любой компании и мог поддержать разговор хоть о политике, хоть о трудностях воровского дела. В преступном мире его уважали и ценили, считая мудрым и справедливым, жестокость этот человек проявлял в исключительных случаях, считая, что обо всем можно договориться. До революции Остап был профессиональным картежником-шулером и благодаря своему криминальному таланту смог сколотить приличное состояние, которого лишился в первую народную революцию империалистической эпохи в пятом году. Благодаря царским тюрьмам он приобрел приличную репутацию и, вернувшись из мест заключения, быстро занял одно из теплых местечек в бандитской структуре. Остап Александрович занялся тем, что хорошо умел – шулерством, был завсегдатаем игорных домов. Со временем Козырь собрал банду, которая успешно потрошила кошельки населения, сам отошел от дел (садился за стол только в исключительных случаях), как правило, на заработки отправлялись «выпускники» его школы картежного обмана. Постановление Петроградского военно-революционного комитета тысяча девятьсот семнадцатого года призывало закрыть клубы и притоны, в которых производится игра в карты, но запретный плод, как известно, сладок и, несмотря на то, что игроки считались такими же отбросами общества, как пьяницы или цыгане, подпольные заведения принимали большое количество гостей, жаждущих легкой наживы. Для шулеров это не стало препятствием, наоборот, мошенники чувствовали полную свободу, ведь пострадавшие не могли обратиться в полицию и признаться, что занимались чем-то противозаконным, запрещенным, нелегальным.
– Эта баба странная! – продолжил оправдательную речь Костлявый, нервно кашлянув. – Я так и не понял: мастер она или профан! Никогда не видел, чтобы так вели игру… Я сосредоточился и начал следить и тут – ее рука! Отскакивает! Мы все за столом подскочили… Потом суматоха… туда-сюда… и она исчезла!..
Козырь тяжело вздохнул и, сославшись на срочные дела, спровадил своего подчиненного, понимая, что никакой полезной информации об интригующей незнакомке с отваливающейся частью туловища ему не получить. Костлявый поспешно покинул кабинет главаря, раздосадованный тем, что лишился доверия авторитетного бандита. Козырь некоторое время сидел, задумавшись, после чего встал со своего кресла и, обойдя его, прошел к стене, в которой была скрыта потайная дверь, он вдавил ее вовнутрь, та щелкнула и открылась. Через мгновение в кабинет впрыгнул человек невысокого роста, в банде его называли Ванька-Метла. Прозвище свое он получил по двум причинам: во-первых, его фамилия была Метелин, а во-вторых, его язык был словно помело, ему было не под силу хранить тайны и секреты. Болтун являлся ценным источником по большей части правдивых слухов и поэтому Козырь взял его под свое крыло, Ванька стал личным осведомителем, чем очень гордился.
– Что ты думаешь об этом? – уточнил властный мужчина, глядя сверху вниз на уменьшающегося в размерах от почтения Метелина.
– Я думаю, он говорит о дамочке, которую называют Цыпа. Я слышал о ней… да, она работает без налапников – одна. Манера игры не совсем обычная, но несколько раз она поднимала хорошие деньги, а после исчезала в суматохе. Любит мадама клевать чужие зернышки. Странность еще вот в чем: когда она присутствует на сеансе, постоянно что-то случается. Раз начался пожар – насилу потушили. Один залетный шулерок повредил руку – Цыпа воткнула в нее серебряную вилку, которую случайно уронил шустрик, разносящий выпивку. Дамочка клялась, что это случайность, но по мне так эта бестия просто зверюга. И была в сговоре с половым. Под шумок она исчезла.
– Цыпа! – усмехнулся, представляя пошлую дурочку, таскающуюся по увеселительным заведениям в поисках приключений.
– Да, у нее волосы желтого цвета и она… забавная. Как цыпленок. Так говорят.
– Но откуда она взялась? И где обитает? – заинтересовано уточнил мужчина. – Я хочу знать подробности.
– Мне нужно время, чтобы это выяснить. И… вознаграждение за старания.
Ванька-Метла с почтением склонился, словно делал глубокий реверанс и подал вперед руку. Главарь потянулся к массивной малахитовой шкатулке, в которой хранил деньги на мелкие расходы и достал оттуда пачку купюр, которые через мгновение оказались в руках довольного просителя. Ванька-метла ценил щедрость Козыря и обещал быть преданным до гробовой доски (при условии оплаты услуг).
– Новенькие! – произнес болтун с таким счастливым видом, будто получил лекарство от всех болезней, после чего взвесив на руке купюры, перевязанные лентой и принюхавшись, добавил: – И хорошо пахнут – одеколоном!
Козырь мотнул головой в сторону потайной двери, что означало конец аудиенции.
– Как будет информация о Цыпе – не мешкай! – произнес мужчина строго. – Эта дамочка смущает моих людей, и я хочу понимать, представляет ли она опасность. Ведь даже маленькое насекомое в состоянии повалить крепкий дуб, лакомясь его древесиной.
Ванька кивнул и исчез, зная, что главенствующий бандит не любит долгих бесед. Козырь задымил сигарой, развалившись на своем кресле, размышлял, как вывести бедовую Цыпу из игры. Его умиляло то, что мошенница проявляет фантазию и придумывает любопытные трюки для отвлечения внимания. В его практике подобного не было. Ходили слухи о зарубежном изобретении в конце девятнадцатого столетия, названном «механической рукой», на деле же это был стальной зажим, таящийся в рукаве, с его помощью подменялись карты. На родине он сталкивался с иными приспособлениями – «картоподатчиками» или, как он их ласково прозвал «чертиками из коробочки», с помощью них из рукава можно было подменить колоду. Сам Козырь предпочитал «чистое» шулерство, не признавал «костылей», желая обыгрывать при помощи тонкостей техники раскладки карт.
– Она отвалилась, Яшка! Я думала, умру от разрыва сердца! Прямо там отвалилась – в паутине карточных страстей! – громким шепотом произнесла Анна, вытаращив глаза на юного помощника. Молодая женщина размахивала искусственной рукой, чем смешила мальчишку, с трудом подавляющего смех.
– Маменька спит, – произнесла она, пригрозив своим маленьким кулачком. Яшка кивнул и снова негромко захрюкал. Анна же продолжала высказывать недовольство по поводу несовершенства конструкции, созданной по ее рисунку, согласно которому крепления должны были надежно держать на плече хитрое устройство – металлический каркас, облагороженный воском. Мальчишка сделал конечность очень аккуратно и изящно, кисть выглядела почти, как настоящая, «ненатуральность» выдавали лишь ногти. Опасаясь, что кто-нибудь из игроков будет излишне внимателен, Анна надела тоненькие перчатки. Она сшила специальное платье, благодаря которому, могла укрепить подделку и, спрятав свою настоящую правую руку в складках ткани мошенничать во время игры.
– Эти люди смотрели на меня за столом так, будто я чудовище, рассыпающееся на части! – возмущалась Анна, вспоминая лица, искаженные ужасом. – Хорошо, что заверещала девица рядом с пузатым банкиром, – это отвлекло внимание, и я смогла покинуть помещение почти незаметно. И даже прихватить немного деньжат… Крохи, конечно, но хоть что-то! – произнесла она недовольно, после чего протянула искусственную конечность Яшке, и устало выдохнула: – Забери это убожество и проваливай! Если мать ее увидит – сойдет с ума по-настоящему!
Лидия Васильевна в последнее время вела себя немного необычно, она уверяла, будто говорит с мертвыми. Иногда она советовалась с духами о принятии различных решений. Из-за часто повторяемой пожилой дамой фразы: «Какой спрос с сумасшедшей?», Анна сделала вывод, что мать придумала умственное нездоровье, чтобы было меньше вопросов. Старомодная женщина была чувствительна к мнению других и привыкла, что ответственность за совершаемые ею действия нес ее супруг, но после его смерти она чувствовала себя совершенно беззащитной и неуверенной. Легкие сбои в голове позволяли «оступаться» и растеряно пожимать плечами в неловких ситуациях. Анна поддерживала подобные приступы и всегда могла их использовать с выгодой для себя.
Яшка помахал на прощание изготовленным им муляжом руки и поспешно вылез в окно. Молодой парень был сыном кукольного мастера и с удовольствием постигал это таинство, надеясь превзойти родителя в умении создавать копии людей. Красивые изделия с фарфоровыми головами, пользовались спросом, но на рождение такого чуда уходило много времени, поэтому разбогатеть владельцу лавки игрушек не удалось, однако преданный своему делу человек не жаловался. Светловолосый улыбчивый мальчишка был единственным человеком, которому Анна доверяла. И лишь потому, что Яшка был не разговорчив – нем, как рыба и не грамотен – не умел писать, попадись ее сообщник в руки полиции, им было бы непросто выудить ценную информацию о женщине, желающей обогатиться нечестным путем. Попрощавшись с сообщником, девушка закрыла окно и кремовые занавески из тонкого состарившегося кружева. Оставшись в одиночестве, она с тоской осмотрела свою комнату. Все в ней было скучно и уныло также как и много лет назад. Внутренности помещения не менялись больше десяти лет: та же кровать с воздушной периной, которую она по привычке аккуратно заправляла, старый умывальник и столик для письма напротив старого зеркала, немного искажающего отражение – ничего лишнего, только самое необходимое.
– Спать! – скомандовала себе Анна. Невыносимая усталость сковала ее тело и мысли. Девушка сделала несколько шагов к кровати и как только ее голова коснулась подушки, сразу погрузилась в глубокий сон.

В какой-то заграничной книжке Лидия Васильевна вычитала, что детей, несмотря на принадлежность к высшему сословию, надо приучать к труду с ранних лет на случай внезапной смерти родственников во время эпидемии или войны, дабы юное создание смогло само о себе позаботиться. Согласившись с прочитанным, хозяйка дома запретила слугам наводить в комнате маленькой дочери и с пяти лет ответственность за внешний вид своего жилища несла Анна. Лидия Васильевна не терпела неряшливости и в случае неповиновения наказывала ребенка тем, что лишала на неделю сладостей и развлечений. На повторные отказы выполнять указания девочке запрещали покидать неприбранную спальню. Словно узница маленькая Аня сидела взаперти. Ей приносили еду – кашу без сахара, хлеб и молоко прямо в комнату. Неудивительно, что к семи годам она ненавидела стены своей «тюрьмы». Спустя несколько лет из домашнего заключения она перебралась в монастырь под Петроградом под опеку матери-настоятельницы. С глаз матери ее убрали благодаря ряду происшествий, изрядно попортивших репутацию известной в столице семьи. О своем заточении строптивая Анна вспоминала с отвращением, и на это было много причин: начиная от неприязни злобных монашек, мстящих ей за свободолюбие и дворянское происхождение, заканчивая духовным одиночеством, обострившимся в обители. Хоть ее и считали обычной воровкой, для Анны похищенные вещи являлись не просто развлечением, а возможностью привлечь к своей скромной персоне внимание. Еще ей казалось, что вместе со сверкающими драгоценностями, она приобретает частичку чужого счастья. Во всех домах, в которых она бывала, будучи ребенком, было теплее и уютнее, чем в их семейном гнезде в центральной части столицы, там царил холод отчуждения. Мать вела себя, словно вдовствующая бездетная королева, терпящая присутствие двух родственников рядом. Анне казалось, что внутри Лидии Васильевны ледяное сердце, которое она мечтала однажды растопить. Привязанность к дочери испытывал лишь отец, который часто извинялся перед ребенком за материнскую отрешенность. Еще Анна знала, что родители стесняются ее, ведь на фоне потомства посторонних людей она меркла, оставалась в тени чужих успехов. Всегда были девочки умнее, красивее и талантливее. Музицировала и пела Анна плохо, литературных пристрастий не имела, танцевала так, будто страдала хромотой и способностей к языкам и наукам у нее не обнаружилось. После того, как близкий семье профессор каких-то наук поставил диагноз «посредственность», интерес Лидии Васильевны к дочери окончательно угас. Именно тогда Анна придумала похищать чужие вещи, надеясь хоть в чем-то превзойти других. Однако каким было ее разочарование, когда никто не заподозрил о наличии криминальных способностей в обаятельной и на вид совершенно невинной шестилетней особе с огромными глазами орехового цвета с золотистой каемочкой.
Начинала Анна с мелочей – брала, к примеру, одну серьгу из комплекта тихо пробравшись в покои хозяйки вечера, в гостях у которой пребывало семейство. Учитывая, что мать почти не обращала на нее внимания, и казалось, будто не видела ее даже в те моменты, когда смотрела в упор, подрастающей мошеннице было несложно ускользнуть из поля зрения родительницы во время визитов в дружественные дома, во время которых Лидия Васильевна позволяла дочери присутствовать рядом с собой. Светская дама опасалась слухов, отбрасывающих хоть малейшую тень на ее семью. Отсутствие Анны рядом давало бы повод для слухов, которые могли разрастить до невероятных размеров. Нечто подобное произошло с ее приятельницей, которая стесняясь своей дочери с заячьей губой, стала закрывать ее лицо шарфом на балах. В обществе ее осудили и называли чудовищем.
Коллекция мошенницы пополнялась годами: кулоны, перстни, цепочки, запонки, заколки – чего только она не приносила из гостей. Обворованные дамы не замечали пропажи даже спустя несколько недель после ее визита, видимо решив, что украшение утеряно во время какого-нибудь праздника. Или же обвиняли прислугу – о подобных происшествиях периодически судачили в свете. Со временем Анна вошла в раж и не стеснялась забирать более крупные экземпляры для своей коллекции – колье и диадемы, пряча их в панталонах под платьем. Лидия Васильевна поняла о том, что ее дочь не чиста на руку, когда ей сообщили, что после посещения их семейством порядочного дома пропадало сразу несколько вещей (у хозяйки была привычка ежедневно перед сном перебирать свои сокровища). Наутро следующего дня мать влетела ураганом в комнату еще спящей дочери. Перепуганная Анна замерла, наблюдая, как в ее комнате проводится обыск. Лидия Васильевна быстро обнаружила тайник с крадеными вещами на дне огромного сундука с игрушками, которыми подросшая дочь давно не пользовалась. Девушка и не помышляла о том, чтобы найти своим трофеям другое убежище, потому как в комнате наводила порядок самолично, и была уверена, что о ее многолетнем увлечении никто не узнает. Лидия Васильевна вскрикнула и зажмурилась, надеясь, что это всего лишь сон, но реальность была плачевна, и унизительные обвинения подтвердились. Почти треть сундука, стоящего в углу комнаты, была засыпана дорогими побрякушками. Произошедшее стало громом среди ясного неба для обеих.
– Какой стыд! – возмущенно выдавила Лидия Васильевна дрожащим голосом. – Я надеялась, что это фантазии, сплетни… Люди любят болтать и очернять других, чтобы самим выглядеть чище и благороднее. Моя единственная дочь сотворила с нами ужасную вещь: казнила меня и своего отца публично и теперь ни один достойный дом не распахнет перед нами двери. Я не знаю тебя, Анна, ты для меня чужой человек!
– Так вот что для вас, маменька, важно: пустят ли вас в свой дом чужие люди! – зло выпалила девушка, глядя на свою мать с презрением, та в свою очередь подлетела к кровати, словно фурия, и влепила звонкую пощечину дочери. От боли из глаз Анны покатились слезы, она закрыла лицо ладонями и захныкала, словно маленький ребенок.
– Мы не воспитывали воровку, – выдохнула Лидия Васильевна, не придавая значения трагическому спектаклю, старательно разыгрываемому девушкой. – Вынуждена признать: ты – ошибка природы! Ведь мы с твои отцом не должны были иметь детей! Я наивно полагала, что беременность – Божий промысел и награда за мою праведную жизнь и смирение, но оказалось к твоему появлению причастен дьявол! – эти слова стали заключительной частью в их недолгой беседе. Мать развернулась и покинула комнату разоблаченной Анны, не желая говорить с ней и не принимая ее извинения. Отец предпочел отмолчаться и в тот же день покинул столичный дом, перебравшись «подальше от стыда» – в провинциальную усадьбу под Тулой. Репутация семьи была запятнана, и решение о том, как поступить с непокорной дочерью разочарованный родитель поручил Лидии Васильевне. Спустя несколько недель она объявила через прислугу, что отправляет дочь на перевоспитание в место, где запутавшейся греховоднице предстоит искупить свою вину и получить прощение свыше, потому что, как считала ее мать, люди не так сильны, и милостивы как Бог и не смогут забыть того, что сотворила юная воровка. Анна была рада смене декораций, до ссылки ее жизнь трудно было назвать счастливой. «Что может быть хуже?» – наивно полагала девушка, садясь в закрытую карету под покровом ночи. Ее отправили, как нечто ненужное и отвратительное.
В монастыре за перевоспитание безбожницы взялись рьяно, с одержимостью, не присущей богобоязненным людям. С первых дней пребывания в обители ей запретили пользоваться оскверненными руками, и крепко связав их веревкой, заставили все делать при помощи челюстей.
– Рот может быть занят либо молитвами, либо полезным трудом! Ничего лишнего им делать не надо, – произносила настоятельница, пригрозив чуть искривленным указательным пальцем. Вместе с нечестивицей в комплекте она получила большую сумму денег от Лидии Васильевны на содержание и не скрывала радости по этому поводу. Немолодая монахиня любила выпить, и от нее всегда пахло водкой, но по официальной версии божья невеста натирала больную спину спиртовой настойкой. Анна как-то не удержалась и дерзнула высмеять «недуг» настоятельницы, назвав ее при этом пропойцей, за что жестоко поплатилась: несколько дней невольнице пришлось провести в «темнице для усмирения гордыни» – помещении, в котором было холодно даже летом. Она сильно заболела, без надлежащего ухода (присмотр за воровкой, не контролирующей не только руки, но и свой язык, не был разрешен) и ее состояние стремительно ухудшалось.
– Помогите мне, – умоляла Анна, дрожа всем телом от озноба.
– Не положено! – грубо отвечала старая монахиня, с отвращением разглядывая обнаженное юное тело. – На все была воля Божья! Коль помрешь – так тому и быть!
– А как же сострадание? – стуча зубами, прошептала девушка, понимая, что увидеть рассвет следующего дня шансов немного.
На удивление служительниц девица оклемалась спустя сутки. Это чудо списали на милость Господа. Анна наивно полагала, что теперь ее надзирательницы посчитают, что оступившаяся горемычная девица искупила вину, коль Всевышний оставил ее в живых, но настоятельница сделала иной вывод, заявив:
– Видать, в раю для тебя места не нашлось. Продолжай стараться, упорно искупай свои долги перед Небом и отмывай свою честь! Авось и свезет – распахнуться заветные врата!
Из кошмара будней ее спас садовник – молодой человек из деревеньки, соседствующей с монастырем. Он притворялся горбуном, чтобы подзаработать немного денег в святой обители. Анну как-то направили принести трудившемуся на жаре «уродцу» крынку воды. Девушка тихо подошла к работнику, и какое-то время наблюдала за тем, как старательно он подстригает кусты, после чего громко поздоровалась, от неожиданности садовник распрямился и тем самым выдал себя. Обманщик взял клятву с монахини и даже заставил побожиться, что она его не сдаст. Так у них завязалось нечто вроде дружбы. Вместе они фантазировали, как умчатся подальше от злобных святош и будут жить в свое удовольствие. И однажды ночью юная воровка бежала с притворщиком. Несколько месяцев парочка скиталась по населенным пунктам вокруг столицы. Молодой человек по имени Федор больше не изображал горбуна, он был невысокого роста, крепкий и широкоплечий. Его круглое лицо обрамляли золотистые кудряшки, в глазах светился огонек азарта и лукавства. В побеге с юной незамужней девицей он преследовал свои цели, но Анна оказалась крепким орешком. Не желая отдать ему честь, и настаивая на венчании, упрямица совсем скоро осталась в одиночестве – ее спаситель сбежал в неизвестном направлении. Путешествие без мужской поддержки для юной особы оказалось слишком опасным, столкнувшись с трудностями и вымотавшись в дороге, беглая монашенка была вынуждена вернуться в родной город. К счастью нерадивой скиталицы двери дома перед единственной дочерью не захлопнулись, мать, хоть и без восторга, но все же впустила ее в свою жизнь. Оттаяла пожилая женщина в связи с историческими событиями, связанными с бесконечными бунтами и кровопролитиями, а также объединением пролетариев всех стран, о происшествии, порочащем семью Анны, все забыли. В новом мире, строящемся на костях аристократии, не было необходимости проникать в тайники с фамильными драгоценностями украдкой, как считали представители интеллигенции, самые опасные воры были у власти и разоряли они открыто и бесцеремонно. Стиралась грань, разделяющая дворян и рабочий класс, все были просто людьми, стремящимися в неизвестность, именуемую «будущее». Переиначивались уклад и скорость жизни. Активно развивалась промышленность – строились железные дороги, позволяющие уезжать на дальние расстояния и в краткие сроки преодолеть тысячи километров, пролетки сменяли тарахтящие автомобили. Кого-то технический прогресс пугал, но большая часть населения, а особенно молодежь, одобрительно кивали новшествам. Послереволюционное время диктовало смелые тенденции и во взаимоотношениях между противоположными полами. Женщин призывали раскрепощаться – не пренебрегать добрачными половыми контактами, становясь при этом «полноценной частью общества». Укорачивались платья, загар больше не осуждался, и рычать по-французски перестало быть обязательным. Девушки больше не были узницами родительских домов и могли до замужества появляться в общественных местах в компании кавалеров. Некоторые современные революционные лидеры призывали даже игнорировать брак, утверждая, что он является буржуазной прихотью, и устарел как форма отношений. «Сохранится ли семья в коммунистическом государстве?» – витал в воздухе вопрос, на который пока не было ответа. Госаппарат был занят строительством новой страны и устранением негативных последствий революции семнадцатого года. Те, кто жили в царское время, отторгали новшества, ругая крах нравов. Анне же нравились перемены, и она внимательно вслушивалась в речи большевиков, но становиться на баррикады не спешила, предпочитая наблюдать за происходящим со стороны.

Провальная игра и казус с отвалившейся рукой заставили мошенницу серьезно понервничать. Она не боялась быть пойманной с поличным, но опасалась мстительных, не гнушающихся убийством конкурентов, способных причинять физическую боль. Все в Петрограде знали поучительную историю о бывшем шулере, чудом выжившем после жестоких разборок. Ему разбили молотком кисти рук и бросили умирать в канаве. В результате доктора ему ампутировали то, что восстановлению не подлежало, оставив две культи, и от горя он сделался не только физическим калекой, но и умственным. Его можно было встретить на Невском проспекте просящего милостыню у прохожих.
Анна внимательно рассматривала свое лицо, сидя у зеркала, мысленно ругая себя за приступы паники и трусость. Ее снова мучили сомнения: оправдан ли риск? В этот раз ей удалось ускользнуть, но возможно в следующий поход пара головорезов настигнет ее и отнимет конечность по-настоящему! Против опасности она могла поставить лишь… тоску, вызываемую жизнью в доме матери. Отказавшись от ночных приключений, девушка будет вынуждена преданно служить богине-скуке до момента, пока не скончается кто-то из двоих: она или ее родительница.