Аркадий Тимофеевич Аверченко Гордиев узел

Однажды в вагоне второго класса пассажирского поезда толстый добродушный пассажир вынул сигару и закурил.
Глаза у него были маленькие, хитрые, улыбка мягкая, чрезвычайно добрая, а манеры грубоватые, с оттенком фамильярного дружелюбия.
Против него сидели три пассажира, сбоку еще два – и все пятеро посмотрели на него с ненавистью, угрожающе, как только он выпустил изо рта первый залп тяжелого дыма.
– Это вагон для некурящих, – сдержанно заметил рыжий человек.
Толстяк затянулся второй раз и зажмурил глаза от удовольствия.
– Слушайте! Здесь нельзя курить: это вагон для некурящих!
– Ну-у?
– Да вот вам и ну! Потрудитесь или бросить сигару, или выйти на площадку.
– Да нет… Я уж лучше тут докурю.
– Как – тут? Почему – тут? Ясно вам говорят, что здесь нельзя курить!
– Кто говорит?
– Я говорю. И мои соседи… И все…
– Да почему?
– Мы дыму не переносим!
Курильщик выразил на своем лице изумление, смешанное с иронией.
– Что… Не любите? Дыму испугались? Как же вы на войну пойдете, если дыму боитесь? Эх, публика! Вот оттого-то вас японцы…
Он сделал длительный перерыв, сладко затянувшись сигарой.
– …И побили… что мы дыму боимся.
– При чем тут японцы? Ясно здесь написано на табличке: «Просят не курить!»
Лицо толстяка выразило искреннюю печаль и огорчение.
– Боже мой! Как в этой фразе, в этих словах выразился весь русский человек – раб по призванию. Весь пресловутый русский дух сидит в этой фразе! Для него «написано», значит – свято. Печатное слово для него жупел, страшилище, и он перед ним распластывается, как дикарь перед строгим божеством.