№ 1. Ваня Шляпников – он же Ваньша (читайте по буквам), молодой профессор археологии. В свои 28 лет он всё ещё холост, влюбчив, но разборчив. Дерзок, но воспитан. Любимая походная экипировка: зелёная армейская шляпа «афганка»; такого же цвета армейский жилет; холщёвая розовая рубашка, изрядно выгоревшая на солнце; неопределённо-серого цвета брюки с многочисленными карманами, видавшие виды и заплаты; чёрные кеды с красными шнурками и такого же цвета резиновой подошвой. Неизменные атрибуты (даже без одежды): офицерские часы на кожаном ремешке – на левой руке и напульсник с компасом – на правой. Всё это дополняет загорелая физиономия, с выгоревшими вьющимися волосами. Всё выше перечисленное имеет сногсшибательный успех у слабого пола.
№ 2. Иван Диаматович Шляпников – он же Идиш (читайте по буквам); отец главного героя; профессор всё той же археологии; до безобразия начитан и дотошен в научном поиске; предпочитает библиотеку и кабинет свежему воздуху; одним словом – книжный червяк.
№ 3. Иван Рибосомович Тыква – он же Иврит (читайте по буквам); ещё один книжный червяк и старинный друг Идиша.
№ 4. Две Майки – на смену; миловидные девицы – схожие не только именами, но и многими другими достоинствами, данными от природы.
№ 5. Галахад – сэр, величайший из рыцарей и уникальный долгожитель, использующий рецепт вечной молодости от «Грааля».
№ 6. Джонсон – законченный отморозок и чёрный копатель, не заслуживающий даже имени; заклятый враг Ивана Шляпникова, со всеми вытекающими и втекающими из этого последствиями для обоих.
№ 7. Второй – потому что однофамилец, как шампунь «Джонсон & Джонсон»; помощник первого Джонсона и тоже отморозок, но не заслуживает ни имени, ни фамилии, он – просто числительное.

– Ваньша, ты где?
Ещё мгновение назад Шляпников суетился в её объятиях. Она чувствовала его разгорячённое тело, а он шептал ей какие-то глупости в самое ухо, щекоча его своим небритым дыханием. Теперь его не было, профессор исчез, можно сказать испарился.
Майя приподняла и перетрясла все вещи на пледе, но ни под зеркальцем, ни под другими галантерейными вещами и продуктами питания Ивана не оказалось. Более того, девушка не обнаружила его и в окружающем её чудесном пейзаже. Это обстоятельство натолкнуло её на мысль, что Шляпникова забыли подрисовать к фону изумительной природы, окружающей их милый раёк.
Создавалось впечатление, что его выключили как изображение на телеэкране «чик» и всё. Никаких примет и следов – мистика, да и только. Впрочем, кое-что из неодушевлённых предметов о нём напоминало: потёртые кеды, штаны, рубашка, да неприлично новые носки.
Единственное чего недоставало в джентльменском наборе, одной незначительной детали мужского гардероба – трусов, если не считать шляпы, не входящей в набор нижнего белья, с которой Иван никогда не расставался, выходя на природу.
Майя внимательно осмотрела местно вокруг себя, отыскивая недостающие детали мужского одеяния, а заодно и того, кто всё это предусмотрительно унёс с собой, чтобы не остаться, в чём мать родила. Впрочем, по заверениям самого Шляпникова, он родился более одетым – в рубашке. Майя даже поинтересовалась: «Не в своей ли розовой?». В ответ Иван скромно улыбнулся и ушёл от предложенной темы, оставив вопрос открытым.
Однако в данный момент, потёртый раритет лежал в обнимку с не менее знаменитыми штанами, словно оплакивая пропажу хозяина, поиски которого ничего не дали. Всматриваясь в каждый куст и кочку за которыми мог скрыться Иван, Майке удалось обнаружить медленно парящего шмеля, величественно перелетающего с цветка на цветок.
Его целенаправленный полёт вызвал у девушки подозрение, а не ищет ли шмель Ивана? Тщательно проследив за его грузным петлянием, она не нашла Шляпникова, но смогла обнаружить тайный вход в подземное укрытие насекомого, который находился под достаточно крупным камнем.
Впрочем, может, это был вовсе и не шмель, а шершень или очень крупная пчела, точнее, пчёл – пчелиный мужик, так как был очень толстым, как подавляющая часть сильной, точнее, пузатой половины человечества. Стоит заметить, Майя не очень хорошо разбиралась в этих крупных мухах. Все они летали и собирали мёд, а может, и не все собирали, но ели все – это она помнила точно. Независимо от их имени аспирантка археологии относилась к ним спокойно и безразлично, как и они к ней. Других местных жителей, населяющих пейзаж, обнаружить не удалось, как и Ивана.
– Что ж, если гора не идёт к Магомеду, то Шляпников придёт к своей судьбе, куда он от меня денется?! Подожду, мне спешить некуда.
Лежать одной было скучновато. Повертев головой в разные стороны, Майя прекратила поиски, решив проверить свои познания в области мира насекомых. Комфортно расположившись на мягком пледе, она прихватила зелёное, ароматное яблоко, которое должно было освежить пересохшие губы и воспоминанья, как это однажды случилось с Ньютоном, когда именно яблоко стало его соавтором в научной теории, после того как упало на голову великому мыслителю, получив увесистый пинок за набитую шишку.
– Вспомнила! Каждое действие вызывает противодействие! – Процитировала закон Майя. – Поставил шишку – получи пинка. Попробуем яблочка. – Девушка по своей детской привычке вытерла яблоко о свою блузку и откусила внушительный кусок, брызнув соком в разные стороны.
К её огромному удивлению яблочный метод сработал, и Майя проявила в своей памяти всё: кем и когда была, что учила или пролистывала. Например, она отчётливо вспомнила, что была ученицей, когда училась в школе. Лёгким облачком всплыла забытая со школьной скамьи информация о мелких птичках.
– Шмель должен быть ярко жёлтым с чёрными полосками, шершень – шершавым и лохматым, а пчела – должна громко жужжать. – В очередной раз, сочно хрустнув яблоком, она искренне удивилась своим познаниям в области биологии. – Никогда не думала, что отлично разбираюсь в пернатых? Э-эх! Во мне погиб орнитолог! Занималась бы маленькими птичками…
Задача с подвидами «медовух» была решена слишком легко и быстро, оставив девушке кучу времени на ожидание чудесного проявления Ивана из иных измерений пейзажа. Одиночество начинало действовать на нервы, а неожиданно исчезнувший и не думал возникать из зазеркалья. Майя потеряла всякое терпение, готовясь дать Шляпникову по шляпе, если он не объявится в ближайшую минуту.
Неожиданно сзади и сверху послышался странный шорох. Девушка осторожно обернулась на звук и вскрикнула от увиденного. Прямо перед её глазами болтались голые мужские ноги, а чуть выше подобно воздушному змею в цветочек красочно колыхались «семейные» трусы. Майке хватило одного взгляда брошенного на знакомые ромашки, чтобы без экспертов и криминалистов узнать милого её сердцу человека.
– Ваньша, какими судьбами, и с каких небес?! Если ты всё ещё любишь меня, спустись на бренную Землю и попытайся объяснить, как ты оказался на этом древе Мира? Может, ты решил стать африканским шаманом и повиснуть на ветке, как спелая фига?
Прикрыв ладонью глаза, от слепящего солнечного света, Майя смогла оценить взглядом впечатляющий внешний вид профессора.
– Поразительное перевоплощение! Ты – вылитая обезьяна, но в трусах и шляпе!
Почти задыхаясь от хохота, девушка повалилась на плед. С ветки послышалось странное камлание шамана, больше напоминающее бульканье утопающего.
– О-о-н уль-ль-летел?
– Ещё раз, если можно?
– О-он… уле-тел?
– Спасибо, теперь поняла. А, кто он?
– Этот агрессор. Ж-ж-ж…
Иван не торопился спускаться вниз, предпочитая оставаться обезьяной, для собственной безопасности, надеясь, что шмели своих не жалят.
– А-а-а?! Ты имеешь в виду того маленького, безобидного полосатого и мохнатого жучка, что мило летал над полянкой, украшая природу?
Майя не спешила развеять страх, наслаждаясь незабываемым зрелищем. Она сделала вид, что старательно рассматривает милое насекомое, летающее рядом с тем самым валуном, под которым скрылся «медоед».
Бросив очередной взгляд на Шляпникова, она увидела его широко раскрытые глаза, в которых было столько страха и беспомощности перед дикой природой, что она невольно сжалилась. Ей стало стыдно за свою жестокость, и девушка решила дать беглецу возможность ступить с небес на землю.
– Успокойся дорогой, жучок спрятался в своём убежище. Возможно, он спешил на свидание к своей подруж-ж-жке. – Она непроизвольно прожужжала конец слова, не устояв перед искушением, за что ей снова стало стыдно. – Кто знает, может они сейчас пьют медовуху собственного изготовления – во-он под тем большим валуном.
Осмелевший от последних слов профессор спрыгнул с дуба и, внимательно осмотрев местность вокруг пледа, произвёл критическую оценку своего внешнего вида. Широкие семейные трусы в цветочек и его любимая зелёная шляпа «афганка», по его мнению, довольно не плохо гармонировали друг с другом. А если подтянуть первые и поправить вторую, то вид будет просто шикарный.
– Согласна, Шляпников, ты неотразим в этом цветастом смокинге и зелёном цилиндре!
– Во-первых, это был не жучёк, а н-настоящий шмель.
– А что, во-вторых? – Майка едва сдерживала себя от хохота.
– А, во-вторых, я терпеть не могу пчёл, ос, шершней и ш-ш-шмелей. Фу! Какая гадость…
Девушка не могла удержаться от смеха, глядя на детскую беспомощность здорового мужика, перед какой-то жужжащей пузатой мухой по имени шмель. Особенно забавно выглядел страх на фоне его многочисленных путешествий в джунглях и других диких уголках планеты, о которых в университете ходили легенды. Без преувеличения, Шляпников был пределом мечтаний для студентов, особенно тех, что носили юбки, туфли и капроновые чулки.
В это время мимо Ивана пролетела пчела, он дико передёрнулся, подскочил, словно наступил на горячий уголь и дико замахал своей любимой шляпой, как если бы на него напал целый рой. Видеть его панический страх перед крошечным созданием было очень забавно.
Пока аспирантка пыталась унять свой смех, Шляпников интенсивно сгребал все вещи в охапку, тщательно протрясая каждую из них, включая расчёску, которая выпала из кармана его потёртых брюк. Судя по его безумным глазам, он проверял отсутствие опасных насекомых в вещах, что ещё больше рассмешило девушку.
– Сматываемся отсюда, они живут где-то рядом. – Пробурчал Иван. – Я зад… э-э сердцем чувствую, что она скоро сюда вернётся и не одна, а с целым роем.
– А мы их всех уроем. – В рифму с Иваном отозвалась Майка.
Она решительно поднялась с пледа, перенесла «афганку» с его головы на свою и, грациозно показывая всей своей изумительной пластикой, что у неё на бедре кроме плавок купальника висит кольт, направилась к своей жертве.
– Я не уверен, что в их планы входит бегство от нас. – Попытался объясниться Иван.
От пролетавшей мимо мухи он в очередной раз передёрнулся, сорвал шляпу с головы девушки и нахлобучил её на себя, надеясь, что это спасёт его от неожиданного нападения пчёл. Майка не обратила на это внимания.
– Не знаю, какие у них планы, но лично я не собираюсь уступать тебя какой-то пчёлке. – Девушка, как львица, мягкими, плавными движениями на четвереньках направилась в сторону Ивана, неожиданно прорычав странную фразу. – Я сама вяжу метёлки. Они все меня слишком плохо знают. Смелее, мой мальчик, я с тобой! Иди ко мне, змей искуситель, совративший Еву!
– Ты о ком? – Не понял Шляпников.
– О тебе потомок Адама, совратившего невинную деву в облике змея. – Предупреждая возможный вопрос профессора, Май уточнила. – И не спорь со мной, так всё и было под райской яблоней, когда Адам соблазнил Еву.


С этими словами девушка ловко подсекла ногу профессора, да так ловко, что тот рухнул рядом с ней. Издав подобие львиного рыка, соперница пчелы навалилась на свою жертву, яростно вырывая и разбрасывая вокруг “обетованного пледа” собранные жертвой вещи и оставляя Ивана в прежнем, шикарном одеянии.
– П-п-послушай, Майка…
– Что, труснишка?
– Надеюсь, ты не собираешься…
– Зря надеешься… Собираюсь… Ведь именно за этим мы сюда пришли… – Майка крепко ухватила Шляпникова за уши и, медленно притягивая его голову к себе, томно прорычала. – Дай, я укушу тебя за носик?
– Только не носик! – Неистово завизжал профессор.
– Не хочешь за носик? Тогда – я цапну за нос!

В отличие от первой Майи, с которой Иван довольно странно расстался в тот самый день и час тридцать семь минут после того как они покинули храм Грааля. Другая или вторая Майя, с которой он познакомился месяц и два дня без пяти минут назад, была не крашеной, а настоящей, природной рыжей.
Первая встреча с этой весьма милой аспиранткой прошла более чем удивительно. Парадокс заключался в том, что каждый из них – и Иван, и Майя (жаль не Марья, хороший бы получился каламбурчик – Иван да Марья), остался в полной уверенности, что это знак небес или тех, кто там заседает.
Особенно фанатично и искренне в это верила “настоящая рыжая”, не подозревая, что частенько, окликая её со спины, профессор Шляпников приходил в некоторое замешательство, обнаруживая, что вновь зовёт ту, другую, первую Майю, которая так медленно и мучительно уходила из его памяти.
Не желая наносить девушке душевную травму и учитывая её многочисленные природные достоинства, Иван предпочёл скромно промолчать о существовании предшественницы-двойника. Того же он твёрдо потребовал от обоих стариков. Шляпников старший и Тыква вынуждены были уступить убедительным доводам грубой силы, став братской могилой в хранении этой тайны.
…Прошло больше года после возвращения трёх Иванов из храма Грааля. Отца беспокоило, что сын так и не смог вернуться в нормальное расположение духа. Весьма экстравагантное расставание с первой Майей сильно подорвало душевное равновесие и жизненный оптимизм Ваньши. Несомненно, она повела себя не совсем прилично, а если честно, то откровенно вульгарно по отношению к Идишу и Ивриту, что можно было характеризовать как сексуальный террор.
Впрочем, и сам Шляпников младший чувствовал себя не лучшим образом, когда пытался разобраться в том, что именно произошло в храме Грааля, и почему всё обернулось настоящим кошмаром. Иван отчётливо помнил, как принёс отцу воды в Чаше Грааля, зачерпнув её из источника, который находился в крошечной келье. Сейчас ему было смешно вспоминать, как он глупо выглядел в глазах старца, когда ворвался в келью и схватил первую, попавшую под руку чашу, чтобы утолить жажду.
Странно, но тогда он повёл себя не лучшим образом, не обратив внимание на тот факт, что в его руках оказалась именно чаша Грааля. Это обстоятельство привело к дальнейшим глупостям, которые он успел сотворить в храме. Мгновенно черпнув воды из родника и пожелав здоровья неизвестному старику, в качестве извинения и компенсации за своё внезапное вторжение в келью, Иван поспешил вернуться в тот огромный зал, где его должны были ждать попутчики.
– Отец, я принёс воды, ты давно мечтал о глотке прохлады. Водичка, что надо, я сам пробовал.
Идиш залпом осушил кубок и только после этого обратил внимание на то, из чего пил.
– Ваня?! Это же Грааль?! Как ты посмел взять его в руки, да ещё и пить из этой священной Чаши?!
– Но… Но ведь и ты пил?.. Чаша, как Чаша? – Младший приходил в себя от неожиданной новости, что он украл Грааль из кельи старца. – Ты уверен, что это он – Грааль?!
После слов Ивана наступила гробовая тишина, которую нарушали только шаркающие шаги того самого старца, который был в келье. Медленной, старческой походкой хранитель Грааля вошёл в зал, в центре которого возвышались странные, изящно украшенные резьбой врата, напоминающие своей формой перевёрнутую чашу Грааля. Шляпников старший, обладающий более широкими познаниями в средневековых легендах о Чаше Господа, чем остальные, сразу обратил внимание на это странное сооружение.
– Знаете, друзья, судя по форме, перед нами Врата Грааля. Думаю, что эта Чаша не может покинуть храм, и мы должны вернуть её. – Профессор на мгновение задумался, внимательно всматриваясь в облик вошедшего в зал старца. – Если не ошибаюсь, сэру Галахаду, хранителю Грааля и величайшему из всех рыцарей.
Услышав своё имя, старик сделал изящный, полный достоинства поклон. При этом он остался стоять на месте, опираясь обеими руками на деревянный посох.
– Шляпниковы, как я устала от ваших сказочных фантазий!
Голос девушки прозвучал так неожиданно резко, что Иван, держащий в руках Грааль, не заметил, как она выхватила Чашу из рук незадачливого хранителя реликвии.
– Майка, ты что, совсем спятила?! Напугала, ду…, думать надо, что делаешь, так можно и Чашу разбить!
Девушка засмеялась и устремилась в проход арки, совершенно не обращая внимания на возмущённые слова Шляпникова.
– Иван, немедленно останови её! – Крикнул отец.
То, что произошло дальше, невозможно было предвидеть. Иван сорвался с места как бывалый спринтер и в два прыжка догнал беглянку, но было уже поздно. Майя вместе с Чашей Грааля оказалась по ту сторону величественной арки. Раздался оглушительный грохот, словно небеса разверзлись над их головами. Земля под их ногами задрожала. Толчок, ещё один – и Врата Грааля рухнули, едва не придавив своими осколками Идиша и Иврита, которые расположились рядом с ней.
Иван так увлёкся охотой за убегающей жертвой, что не заметил разрушения арки. Его единственной целью была девушка с Чашей. Ловко увернувшись от падающего со свода храма камня, он цепко ухватил свою живую цель за майку, надеясь остановить озорницу. Однако, секунду спустя, девушка висела на его руке словно Буратино, ухваченный за ворот Карабасом.
В этот миг Иван понял, что стоит на коленях у самого края глубокой расщелины или ямы, неизвестно откуда взявшейся перед ним, а Майка висит, крепко ухваченная им за майку. Возможно, из-за кратковременного шока, увиденное Иваном зрелище показалось комичным и необычайно смешным. Всё ещё находясь в шоковом состоянии, Шляпников как котёнка выбросил девушку из ямы, заливаясь истеричным смехом и вопя при этом совершенно идиотскую фразу.
– Я Майку ухватил за майку! Вы слышите?! Я Майку ухватил за майку! Вот потеха!..
Оказавшись на полу храма, девушка вырвала из рук спасителя-обидчика свою хлопчатую тёзку и бросила в сторону смеющихся мужиков гневный взгляд и Чашу Грааля, которая перекатилась за черту рухнувших врат. После чего, смутьянка выбежала из храма. Когда сознание в полной мере вернулось к Ивану, его затрясло от нервной перегрузки. Археолог отчётливо представил, как Майя исчезает в темноте ямы и ударяется о её дно своим хрупким телом.
В это время раздался очередной, ещё более страшный грохот, который пробудил чувство самосохранения у пожилых профессоров. Оба лихо поднялись на ноги и бросились к сидящему на краю огромной ямы Ивану. Подхватывая сына под одну руку, Идиш отыскал взглядом Галахада и Грааль, который лежал возле ног своего хранителя. Старец спокойно стоял на своём месте, опершись на посох обеими руками. Его лицо было удивительно спокойно и безразлично к тому, что творилось вокруг.
Это нечеловеческое, божественное спокойствие хранителя Грааля подействовало как гипнотический сон. Профессор ощутил, что его сознание готово провалиться в блаженный транс.
– Шляпниковы, мять вашу кашу! Проснитесь! Я не утащу вас обоих! – Истошно заорал Тыква, мордуя по щекам отца и сына, а возможно и святого духа.
Народный способ приведения в сознание сработал и уже Шляпниковы подхватили вопящего ругательства Тыкву, лихо, направляясь к выходу из храма. Отбежав на приличное расстояние с Тыквой висячим на руках, Шляпниковы остановились, чтобы перевести дыхание и стать свидетелями обвала фасада храма Грааля.
– Скакуны, стоять некогда, надо рвать когти! – предложил Тыква своим носильщикам и спасителям.
– Если скакуны, то не когти, а подковы, старая ты «карета для Золушки», – ответил Идиш, резво устремляясь вглубь каньона, который своим видом напоминал слезу.
– Пожалуй, он прав, надо стучать копытами, – отозвался Иван, догоняя своих старших Иванов.
К их радости и удаче каньон не был марафонской дистанцией. Через пятнадцать минут уже не резвого бега они достигли его самой узкой части, где к своему великому удивлению обнаружили сидящую на песке Майю. Увидев «скакунов», она приветливо помахала им своей изящной ручкой и мило заулыбалась.
Сзади сильно тряхануло, да так, что все трое слетели со своих копыт, благо на песок. Животная реакция спасения своей шкуры помогла им и на этот раз. От страха, вспомнив своё далёкое детство, все четверо дружно встали на четвереньки и шустро заковыляли прочь от опасности.
Когда силы окончательно покинули беглецов, они обратили свои запылённые взоры на оседающее облако пыли. Каньона Слезы Девы Марии больше не было. На его месте была пустыня мало, чем отличающаяся от окружающего их пейзажа.
– Надо же, даже кусты посажены? – Удивился Шляпников старший.
– И пучки травы свежие? – Уточнил младший.
– Чудеса… – выдохнул Тыква.
– Как дети, а с виду – взрослые мужики… – Ехидно обобщила услышанное Майка.

– Гроза прошла, нас много уцелело. – Философски оценил произошедшие события Тыква.
– Уточняю, нас без потерь уцелело. – Эхом отозвался Идиш.
– Ну и славненько! Вы не представляете, мальчики, как я рада вас всех видеть. – Седеющие мальчишки чуть не подавились услышанным, а Майя продолжила свою приветственную речь, не обращая внимания на их обалдевшие лица. – Прямо как в сказке – три Ивана…
– Три болвана, – продолжил Иван, прервав девушку на полуфразе.
– Ванюша, зачем ты так не справедливо и грубо отзываешься о своих старших товарищах? – Майя ухватилась за услышанную фразу.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Только то, что не надо всех мерить своими умственными проблемами, прости, пробелами. – Ехидно отозвалась девушка.
– Ну, знаешь! Вот и целуйся с этими мудрецами!
Шляпников сам не понял для чего и как ляпнул эту глупую, почти детскую фразу. Однако, слово – не ветер, выпустишь – не поймаешь. Иван всем своим существом ощутил, что не только выпустил Джина из бутылки, но и вытянул из той проклятой ямы геморрой на свою, извините, мягкую часть тела. Подтверждения его опасениям не заставили себя ждать.
– Заметь, милый, не я это предложила.
Майя медленно, по-кошачьи, на четвереньках подползла к старшему Шляпникову, который неподвижно сидел на том самом месте, на которое сын накликал себе беду. К удивлению двух сторонних наблюдателей, которыми стали Шляпников младший и Тыква, Идиш притих как под гипнозом крупной рептилии, которая подползала к своей жертве.
– Идиш, милый, а ты очень даже ничего мужичок. – Прошептала девушка в самое ухо профессора.
– К-к-как? – сипло каркнул Шляпников старший.
– Ты хочешь знать как? А вот так, дорогой мой Диаматович!
Майка обвила его шею руками и повалила профессора на песок, начав удушение бесконечным поцелуем. Два оставшихся Ивана закаменели на своих жоу-па (в переводе с монгольского «жоу-па» – это подстилка для сидения). Как два истукана они, не мигая, наблюдали за происходящим. Иврит первый дал себе команду «отомри».
– Мять твою кашу! К-к-ва-а-ак!.. Тебе не стыдно! – Встрепенулся Тыква, словно цапль, заглотивший лягушку.
К удивлению истуканов ничего не изменилось. Идиш не отбивался, а распластался на песке парализованный ядовитой слюной напавшей на него хищницы.
– Папа?.. Ты там живой? – Робко поинтересовался Иван.
– У-гу… У-гу… – словно филин в ночи отозвался Идиш.
– Что значит «у-гу»? – Неистово заорал Иван. – Я тебе все перья повыдёргиваю, старый развратник!
– Иван, не груби отцу!.. Сопляк!
От последнего своего уточнения Иврит оторопел. Шляпников старший никак не ожидал от себя такой смелости, но он должен был отомстить Шляпникову младшему за «старого» развратника.
– Ваша правда, дорогой мой Иван Рибосомович. – Тыква решил поддержать своего старого друга, хорошо помня, как они были молоды и прекрасны, правда, очень давно.
Услышав эти слова, Ваньша странным образом обмяк и почти выпал в осадок. Ему показалось, что Майка только и ждала подобного поворота событий. Бросив уцелованного почти в бессознательном состоянии, она в несколько гибких движений переползла на Тыкву, который мгновенно пал на песок от её разгорячённых губ и пушистых рыжих волос.
– Да ты знаешь кто?.. Нет, ты знаешь, кто ты такая?! – Странно взвизгнул Иван.
– У-гу… у-гу… – почему-то откликнулся Тыква.
– А ты вообще заткнись, старая Тыква!