В обычную неделю посреди сухого сезона пиратский люггер «Синий цветок» совершал одно из тех плаваний, курс которых зависит от течений, западного ветра, а также от появления на горизонте испанских кораблей.
Шальная волна ударила о борт, врач, который вымок больше других, выругался – крайне энергично, но с оборотами, выдававшими в нем человека образованного, протер окуляры подзорной трубы застиранным платком, им же осушил лицо. Сморщенное левое веко врача, некогда задетое ударом ножа, совсем опустилось и почти прикрыло невыразительное око, зато верхняя губа приподнялась и обнажила зубы в саркастической усмешке.
– Так что же мне теперь делать, если денег не будет, мистер Кид? – продолжил прерванный разговор юнга Джо Винд.
Доктор, бывший член лондонского королевского научного общества, убрал подзорную трубу в карман, обстоятельно смерил Джо взглядом; вверх-вниз, туда-сюда, от босых грязных подошв до темной макушки – так пристально, что юнга поневоле поежился.
– Что теперь делать, мальчик? Если начнется заваруха, попытайся спасти свою шкуру, иначе на том свете мы все обязательно попадем в ад.
Лишенный воображения Смок, здоровяк-матрос с огромными кулаками, только расхохотался.
– Перестаньте запугивать мальчишку! Лучше бы вы, мистер Кид, сходили к капитану Питеру и спросили насчет наших денег… Понятно, что хорошей добычи не было уже давно, но я свободный моряк, а не раб, и за еду не работаю.
Доктор повернулся и пошел прочь без особой спешки, Смок и Винд переглянулись.
– Не попало бы тебе от капитана, Том, зря ты развел разговоры про капитанские долги.
Лазурное небо тем временем словно бы посерело, штиль сменился легким волнением. Лекарь Генри Кид уже забрался в кормовую надстройку и остановился в неуверенности – по ту сторону дубовой створки раздавались звуки, которые напоминали переливы гобоя, попавшего в неумелые руки дилетанта.
– Я к тебе по срочному делу, Питер! – заорал Кид через дверь, предупреждая взрыв ярости старого друга и капитана.
Дверь распахнулась настежь под мощным пинком, и в проеме появилась фигура, а также и загорелая физиономия самого капитана Баррета, мрачное выражение которой легко могло бы напугать менее равнодушного человека, чем доктор.
Сквозь окно, окантованное рамой с резными украшениями, блеск полуденного солнца яркими пятнами падал на скамьи, на морские сундуки и резной шкафчик. Баррет в рубашке с закатанными рукавами устроился за дощатым столом, перед недопитой бутылью, все еще держа в широких ладонях английский рожок – заметно было, что он только недавно прервал неумелую игру.
– Здравствуй, Генри Кид, старый отравитель, – как ни в чем не бывало поприветствовал друга капитан.
Кид опечалился.
– Я много раз объяснял тебе, Питер, что меня осудили и лишили медицинского патента из-за зависти конкурентов. Или если так тебе угодно – в силу укоренившегося предрассудка, который запрещает некоторые лекарства и некоторые операции.
– Я догадываюсь, в какую сумму пациентам обходилось твое сострадание.
– К несчастью, я был слишком расточителен. К тому же патента у меня давно уже нет. Дело-то не во мне.
– А в ком?
– В тебе. Встряхнись же наконец, иначе дело кончится плохо. Прекрати думать сам знаешь о ком…
В следующий миг доктор отлетел к переборке, которая отделяла апартаменты Баррета от каюты штурмана, и больно ударился о крепкие доски затылком и спиной.
– Когда опять вздумаешь отдавать мне приказы, выпей-ка лучше один из своих хваленых ядов заранее, Генри. В противном случае я отрежу твой длинный нос, который ты так любишь совать в чужие дела.
– Извини, я не хотел тебя оскорбить.
– Тогда сядь и послушай, у меня к тебе дело.
Доктор поднял и отряхнул треуголку, а затем опустился на скамью, чувствуя, как от пережитых неприятностей противно трясутся колени.
– Ты, Питер, в последнее время как бешеный.
– Знаю, у меня плохой характер. Но кто-то на Архипелаге пустил слух, будто я тайно взял корсарский патент у испанцев.
– Что?! Но это полная ерунда. Англичанин твоего происхождения и с твоей репутацией не может перейти к испанцам, это просто смешно.
– Всякое бывает, Генри. Я никогда не перейду к испанцам, но за достаточные деньги предатели найдутся. После этого назваться чужим именем – все равно что орех раскусить.
– Узнал, кто распускает слухи?
– Вроде бы на Хайроке какой-то Скотт о’Брайен имеет длинный язык.
– Убил его?
– Конечно, нет. Если бы я убил о’Брайена, все бы решили, что, мол, капитан Баррет заметает следы. Но я встретил сплетника в темном переулке и немного помял ему ребра. И тогда о’Брайен сознался, от кого слышал историю об испанском патенте.
– От кого?
– «Малыш» Тэдди ему рассказал. Черт! Этот Тэдди куда-то подевался с Хайрока. С тех пор моя деловая репутация совсем испортилась, Генри. Торговцы, как увидят меня, сразу взвинчивают цены. Лучшие моряки в английских колониях обходят стороной, островные губернаторы не желают со мною встречаться, опасаясь шпионажа. Но к испанцам сунуться я тоже не могу.
– Конечно, Питер, ты помнишь о своем грехе – о разграбленном молитвенном доме.
– Это был всего лишь испанский монастырь, с точки зрения грехов он не в счет, но мне не хочется предстать перед алькальдом Рикардо Феррера де Маркадала…
Доктор Кид согласно кивнул.
– Твоя встреча с де Маркадала наверняка закончилась бы плохо… Жаль, что дураки не понимают ничего, из-за них, в конечном счете, мы и сидим без денег…
– Есть способ немного улучшить ситуацию. А может, и совсем изменить ее.
– Какой?
– Пока секрет. Но я расскажу, когда окажемся на Скаллшорз.
– Чтобы добраться до острова, не повредило бы поговорить с командой, иначе, Питер, они взбунтуются, а слухи об испанском патенте только подогреют мятеж. Тебя заподозрят черт-те в чем, в таком, что и сказать противно.
– Например?
– Решат, что ты придумал их головами откупиться от де Маркадалы… На палубе уже шумят.
Баррет резко поднялся с скамьи.
– Денег у меня пока нет. Надо их чем-то успокоить на время. Пошли туда, Генри.

Палуба люггера в этот час представляла собою необычное зрелище. Пираты столпились возле бизань-мачты, шумно переговариваясь. Яркое солнце тропиков палило макушки, по большей части прикрытые платками, отражалось в металле трофейной испанской кирасы, брошенной в стороне.
– Прямо как жир на сковородке, – заметил флегматичный Томас Смок, который почти всегда был голоден.
Корабельный кок и слуга в одном лице, лично купленный Барретом мулат по имени Раймонд, ничего не ответил, только улыбнулся вежливой и непроницаемой ухмылкой полукровки. Матрос Лоренс Нортон ощерил острые белые зубы и положил ладонь на рукоять сложенной навахи.
– Уж не собираешься ли ты, Ларри, устроить драку, не дожидаясь высадки? – ехидно поинтересовался Смок.
– Не с таким трусом, как ты.
– Я не трус.
– Значит, раб. Мы трудимся на Питера, как рабы, без денег!
– Долой такого капитана!
– Тихо, дураки! – рявкнул рассерженный Баррет. – Заткнитесь, я вам говорю, потому что первый, кто прервет меня, отправится на линьке за корму – пусть вода прочистит ему мозги.
Наступило мрачное молчание, только со стороны островной бухты доносились приглушенные крики испуганных птиц.
– Храбрые джентльмены, – добавил капитан уже потише. – Некоторые начали видеть в самых обычных вещах дурные предзнаменования только потому, что пару последних месяцев нам сильно не везет в делах. Однако я твердо обещаю, скоро все изменится… Мы отправимся на новое дело, в места, где вы еще не бывали, – там золото лежит под ногами, только нагибайся и подбирай. И с этого часа больше никаких разговоров о несчастьях.
– На индейские территории, что ли?
– Господи, несчастье за несчастьем, я так много грешил в помыслах своих, и в словах, и в делах, и в упущениях… – прошептал суеверный Джо.
Смок толкнул приятеля локтем в бок.
– Вот уж кому наверняка есть в чем покаяться, так это самому доктору. По части слов он первый богохульник на борту, хоть и ученый. И по части дел тоже не все в порядке – скажу вам только, что он без разбора ампутировал раненые руки и ноги не менее чем у четверти раненых побережья. А вот по части упущений он точно перегнул – наш док никогда своего не упустит.
Нортон уже сообразил, что инициатива – вещь ценная, к тому же легко уходит.
– Лжец! – заорал он изо всех сил. – С тех пор, как Шарп взял свое, никаких сокровищ больше не существует.
– Так ты назвал меня лжецом, Ларри?
– Да! Ты врешь насчет золота, а сам скрываешь правду от команды. Разве ты не встречался с испанским агентом на архипелаге? Разве ты не избил о’Брайена, чтобы заткнуть ему рот? Ты предатель, Баррет. Все говорят, что ты продался испанцам.

Кое-кому даже показалось, что среди тропической жары потянуло холодком.
– Ты назвал меня лжецом и предателем, что ж, ты знаешь, каков наш закон джентльменов удачи. Я вызываю тебя на бой, еще до заката солнца ты приведешь своего секунданта, я – своего. Сразимся насмерть, никакой пощады, уйдет только один. Только не на корабле – сначала высадимся на берег. Это ведь именно то, чего ты хотел, а, Лоренс Нортон?
Нортон уже понял, что угодил в ловушку, но привычка стыдиться внешних проявлений страха брала свое. Он исподлобья посмотрел на капитана, прикидывая, а не скрывает ли хитрец Баррет кое-какого подвоха.
– Я согласен. Не хочу ждать, спускайте шлюпку. И пусть Кормик будет моим секундантом.
– Кок будет моим. Черный секундант как раз то, что нужно для дуэли с таким олухом, как ты, Лоренс.
Здоровяк Смок пригнулся, чтобы скрыться за чужими спинами, и затрясся от хохота.

* * *

Через полчаса пираты высадились на небольшом безымянном островке южнее Скаллшорз. На песке пляжа освободили круг. Когда противники взялись за абордажные сабли, немедленно оказалось, что клинок Баррета на два дюйма длиннее.
– Пустяки, – хмыкнул Нортон. – Я и так убью тебя, подлец Питер, ты слишком долго сидел у нас на шеях… Не правда ли, ребята?
Ответом было угрюмое молчание.
– Ну что ж, я понял, вы горазды только кричать из-за спины друг у друга. Но как доходит до настоящего дела, все, кроме меня, умудряются проглотить язык. Тебе ведь это нравится, а, злодей Питер? Или тебе больше по вкусу другое твое прозвище – черт с «Синего цветка»?
Капитан молчал. Он по-волчьи кружил на песчаной площадке, поджидая удобного момента для удара. Нортон рубанул без затей, Баррет отбил выпад и попытался достать бок противника. Некоторое время слышался только металлический звон оружия и тяжелое дыхание дерущихся.
Потом правый рукав Баррета слегка окрасился кровью.
– Ну все, теперь тебе конец, – заявил довольный Нортон.
– Посмотрим.
– Тебе уже ничто не поможет.
– Такие, как ты, всегда проигрывают, Лоренс.
Нортон сделал выпад, лезвие сабли прошло у самой головы Баррета.
Команда возбужденно загудела.
– Как ты думаешь, Смок, Лоренс в этот раз сумеет завалить капитана?
– Не знаю, Джо, не знаю, – неуверенно ответил пират. – Может, и завалит, только выиграем ли мы от таких перемен?
– Это ты о чем?
– Да все о том же. Капитан Баррет сущий черт, когда он не в настроении, но он хотя бы знает толк в судовождении. Чего о дураке Нортоне не скажешь.
– Тогда почему бы нам не вмешаться как-нибудь?
– Стой на месте, нельзя мешать дуэли. Как я посмотрю, ты не уважаешь наши свободные законы.
Ход дел на песчаной площадке странным образом переменился. Не задетый клинком Нортон почему-то тяжело дышал – то ли от жары, то ли от усталости.
– Ты чувствуешь, Ларри? – спросил его Баррет.
– Что за черт! Не смей заговаривать мне зубы – я не чувствую ничего.
– У тебя тяжелеют руки. Знаешь почему? Ты устал. Ты чертовски устал, бедняга, – тебе голову напекло.
Нортон на короткий миг прекратил размахивать саблей, потом ударил с силой отчаяния, но движения его выглядели менее уверенными, чем раньше.
– Ничего, ты ранен, а я цел. Я тебя сделаю.
– Нет. Матрос крутнулся, снова попытался достать уходящего врага и очутился лицом к солнцу. Едва слышный звон крови в висках усилился, на миг Нортону показалось, что совсем рядом ревет под ударами урагана океанский прибой, потом звуки ушли, и наступила тишина, солнечный диск в зените раздвоился, оба солнца, настоящее и ложное, испускали нестерпимый зной.
Нортон понял, что не видит противника. Неужели Баррет уже убит? Матрос остановился, опустил саблю и провел ладонью по лбу, вытирая пот. Это плохо удалось, едкая пелена упрямо заслоняла зрение, свет словно бы потускнел, но при этом сделался злее, горячее.
– Что такое со мною творится?
Ответа он не дождался.
Нортон еще успел непонятно зачем посмотреть на небо, прежде чем ощутить острую боль в груди. Он опустил взгляд и увидел торчащую из собственной груди саблю Баррета. Через миг острие коснулось сердца, пробило его насквозь и вышло со стороны спины. Баррет тут же выдернул клинок. Нортон молча рухнул лицом вниз на истоптанный песок.
Целую минуту пираты молчали.
– Ура капитану-победителю! – вдруг радостно загорланил Джо.
Хриплые голоса пиратов нестройно подхватили крик.
– Черти не проигрывают дуэлей. Он прямо-таки заворожил несчастного. Недаром, видно, на Архипелаге сплетничают о странностях Баррета, – мрачно шепнул приятелю Смок.
Нортон лежал неподвижно.
– Что там?
Флегматичный Кормик подошел вплотную и склонился над побежденным.
– Солнечный удар и к тому же сквозная рана в грудь. Ларри уже готов, и если остынет не скоро, то только дьявольская жара тому причиной. Как будем хоронить его, капитан?
Баррет сполоснул саблю в воде, вытер остатки юшки о сапог, оторвал от рубахи кружевную манжету и приложил ее к задетому плечу.
– Земля острова чертовски твердая. Будем считать, что Нортон умер в рейсе, и устроим морские похороны. Эй, Винд, Смок! Вернитесь на борт, возьмите там иглы и парусину для савана… Хотя нет. Возьмите лучше старый мешок из-под муки, веревку и ядро для ног вместо груза.
– А как же заупокойная служба?
– Английский молитвенник храброго дока Кида истрепался в бою… А трофейный испанский, конечно, не годится.
Смок и Винд перестали переталкиваться и напустили на себя самый серьезный вид.
Матросы, которые пресытились зрелищем схватки, уже разбредались кто куда по пляжу. Кое-кто уже сгребал сухие ветки, чтобы запалить костер.
– Эй, ребята! А тут прячется чужой шпион! – завопил самый наблюдательный.
Кусты сильно трещали – ясно слышно было, как застигнутый на месте человек пытается удрать.
– Держи, лови!

Десяток добровольцев-загонщиков уже ломились через кусты. Беглец удирал отчаянно, его узкая спина мелькала среди зелени, он оказался легче и проворнее пиратов, кроме того, не провел в море многих дней и поэтому тверже стоял на ногах. Расстояние постепенно увеличивалось. Винд на бегу прицелился из пистолета Лоренса Нортона и выстрелил; видимо, пуля пошла куда-то не туда, потому что беглец даже не пошатнулся, зато с толстой ветви камнем свалился убитый попугай.
– Мазила.
Исход дела решил здоровяк Смок, он на бегу подхватил с земли камень и что было сил пустил его вслед чужаку. Тот ничком завалился в заросли и тут же был схвачен полудюжиной грубых рук.
– Верткий попался мерзавец. Пленника выволокли на открытое пространство.
– Это не черт, – разочарованно заявил Кормик. – Ставлю свою долю в несуществующих сокровищах ацтеков против фальшивой игральной кости покойного Нортона, что перед нами не кто иной, как порядочный человек.
– С чего ты взял?
– А вы посмотрите на этот бледный вид.
– Приличный человек на Скаллшорз? Ты, Кормик, должно быть, рехнулся.
– А кто он тогда такой?
– Скорее уж агент испанцев из тех скользких мошенников, по которым плачет веревка.
Схваченный закашлялся и, кое-как проглотив застрявший в горле комок, ответил с заметным французским акцентом:
– Простите, капитан, не знаю вашего имени…
– Я Баррет!
– Простите, капитан Баррет, но я вовсе не тот, за кого вы меня приняли. Я доктор Ролан Брасье, брат Галиена Брасье^[1] с острова Телль Керрат. Прибыл сюда из Франции ради научных изысканий, относящихся к птицам южных морей, к вечеру через четыре дня меня заберет судно с Мартиники.
– Мне не нравится его странный вид, – грубо вмешался Кормик. – Такая узкая физиономия напоминает мне жуликоватую рожу одного знакомого адвоката.
– Это еще не причина отправить человека на рею.
Брасье очень заметно дрогнул, осознав до конца, в какой компании он очутился.
– Повесить его на дереве, капитан? – попросту спросил Смок.
В этот час на капитана Питера накатил один из тех приступов упрямства, которыми порой перемежались у него периоды депрессии.
– Я еще подумаю. Нужно все соизмерить, – отрезал он.
– Не убивайте меня, капитан! – взвыл отчаявшийся Брасье. – В конце концов, если вам нужны денежные средства, я готов написать письмо к лондонскому банкиру Саммеру, моему британскому другу.
– К Саммеру? – равнодушно повторил Баррет, и только наблюдательный Джо Малек заметил острый отблеск интереса в зрачках капитана. – Твой толстосум слишком далеко, да и у наших парней нет особого желания немедленно переплывать Атлантику. Тут, на Архипелаге, ты, Ролан, стоишь совсем немного.
– Но я же не сделал вам ничего плохого!
– Ты попался на нашем пути не вовремя, и этого уже хватит… Эй, ребята, все помнят, как погиб лейтенант Фредди?
– Конечно! Сломанная бизань упала ему поперек живота. Когда бой с тем «испанцем» закончился, бедняга уже испустил дух… и кишки у него тоже выпали.
– Отлично! То есть я хотел сказать, что мне жаль старого товарища, но сожалением делу не поможешь. Кормик… Ты хорошо показал себя в деле и отныне будешь лейтенантом. Можешь занять каюту покойного. Фред преставился, а Нортон пошел прямиком в ад, и нам понадобится двое новых матросов. Ты, Джо, больше не юнга – считай, что я повышаю тебя в звании до матроса…
Баррет помедлил.
– Работать на уборке люггера будет он, – добавил капитан, ткнув пальцем в несчастного натуралиста. – Ты, Ролан Брасье, больше не сухопутная крыса, а бравый парень, слуга на «Синем цветке», и берегись, если я обнаружу жирное пятно на своей тарелке или гнездо насекомых в углу каюты.
– А как же тот корабль с Мартиники?!
Пираты неистово захохотали, предвкушая новое развлечение.
– Охо-хо! Юнга, которому перевалило за три десятка лет!
– К тому времени, как твое корыто придет за тобой, ты уже будешь далеко и откажешься от многих своих предрассудков.
– Могу я хотя бы вернуться к своей палатке и забрать кое-какие вещи?
– Оружие, звонкая монета, побрякушки для дам?
– Там бесценные образцы попугаев, ящериц и пауков.
– Нет, – отрезал Баррет. Брасье потупился, видно было, что он зол, напуган и боится вызвать ярость капитана. Баррет равнодушно отвернулся.

…Временный лагерь на острове обустроили еще до вечера. Шли часы, смеркалось быстро, как это бывает в южных широтах, близилась ночь, соленый ветер с моря сменился теплым ветром с разогретой суши. Крабы возились в темноте. До Баррета доносилось сухое пощелкивание их панцирей. Потом выкрики пиратов заглушили этот монотонный нечеловеческий звук. Чтобы скрасить усталость, с «Синего цветка» переправили на берег бочонок рома. Теперь матросы низкими голосами тянули песенку о недотроге Кэт. Слова жаргона и ругательства так густо уснащали ее, что Брасье с трудом улавливал смысл. Он озирался в тоске и щурился от дыма, напоминая беззащитную птицу.
Доктор Кид перебрался к Баррету и тщательно перевязал друга при свете вечернего костра.
– Что за привычка, Питер, совать в открытые раны оторванные от одежды тряпки и другие сомнительные предметы? Только твоя неслыханная удача мешает тебе подхватить горячку.
– Ерунда, иногда стоит рискнуть меньшим, чтобы получить кое-что большее.
– У тебя есть что-то большее, чем твоя жизнь, «Синий цветок» и призрак богатства на горизонте?
– Может быть, Генри, очень может быть – как знать?
Должно быть, сказывалась потеря крови, но Баррет, обычно устойчивый к алкоголю, ощутил легкое головокружение. Оно усилилось, купол неба дрогнул и заметно повернулся, мигнув бесчисленными трепетными огнями звезд.
– Что за черт!
– Ничего особенного, Питер, ничего особенного. Это просто ветер с суши и твоя рана.
Костры светились в лесу, озаряя переплетение веток, воздушные корни, бледные пятна ночных цветов. Пахло одновременно водорослями, гниющими растениями, сочной листвой.
– Нортон сегодня умер и умер по-глупому, – задумчиво протянул врач. – Конечно, смерть – неизбежность. Но я не собираюсь доживать нищим вроде тех грязных оборванцев с вечно слезящимися глазами, которые просят подаяния по дорогам. Вот накоплю на свой дом и перестану пить дешевый ром, от которого болит желудок. Может быть, даже стану приличным человеком. Длинными счастливыми вечерами я буду вспоминать этот проклятый Архипелаг и тихо радоваться, что моя шкура избежала твоего ножа.
– Брось, Генри. Не бойся ничего, ты мой друг.
– Это слабая гарантия, но лучшей у меня все равно не предвидится. Так ты не предашь меня, капитан?
– Как врач ты дважды спасал мою жизнь. Я в долгу перед тобой, и я тебя не предам.
– Ты клянешься в этом, Питер?
– Конечно! Клянусь своей удачей.
– Сильно сказано и даже похоже на правду. Может быть, ты меня не обманешь…
Врач отыскал забытую кружку и опрокинул ее в рот. В кустах ухнуло, дико крикнула ночная птица, пискнул, умирая, пойманный зверек.
– И все же у меня плохое предчувствие, – грустно пробормотал доктор. – Но что я могу поделать, если опасность не имеет ни формы, ни цвета?
Кид осмотрел звезды, в их блекнущем свете ему почудилось что-то торжественно-обреченное, мрачное и холодное.
– Глупости. У меня просто начинается очередное похмелье, – сказал он сам себе и устроился спать прямо на земле, прикрыв голову свернутым камзолом.

Под потолком обширного, но низкого зала лучшей таверны в Скаллшорз плавали сизые клубы табачного дыма. Слуга-негр в рубашке из белой саржи разносил полные блюда и кружки. Баррет тяжело опустился на скамью и наклонил бутыль, чтобы наполнить кубок. Густое пурпурно-красное вино медленно потекло через горлышко.
– Смотри, – буркнул он сам себе под нос. – Смотри и слушай как следует, дурак.
Толпа в таверне, казалось, еще более сгустилась, речь на смешанном жаргоне моряков сливалась в неразборчивый шум. Где-то в противоположном углу заунывно пели, отбивая кружками такт, пьяные матросы. Баррет бросил беглый взгляд в ту сторону и тут же отвернулся, не замечая, что давно уже льет вино мимо кубка. Бойкая служанка на бегу прижалась к нему крутым горячим боком, капитан пиратов галантно ущипнул ее за бедро и тут же равнодушно отвернулся – по ту сторону комнаты вокруг низкого помоста, предназначенного для артистов, возникло движение.
– Памела! Пусть Памела Саммер, птичка Архипелага, для нас споет!
Кто-то в порыве энтузиазма слишком крепко хватил глиняной кружкой о дубовые доски – раздался жалкий звон разлетевшейся вдребезги глины. Прошло несколько минут, кажется, не в меру пьяного гостя за ворот сволакивали с помоста. Занавеска в дверях косо отъехала в сторону – маленький мулат в красной куртке без рукавов потянул ее за шнурок. Девушка легким шагом вышла на сцену, пьяные вопли и стук посуды стихли сами собой.

– Она англичанка с западного побережья? – шепотом спросил у Баррета толстый португалец и тут же сам себе ответил: – О да, конечно. Таких девушек узнаешь за морскую милю. Знаете, капитан, вы, англичане, на редкость безобразный народ – рыжие или бесцветные блондины, хоть женщины, хоть мужчины, не скажешь даже, кто страшнее. Но если среди англичанок изредка попадается красавица, то она само совершенство. Как ее зовут? Саммер? Насколько я понимаю ваш язык, ее второе имя значит «лето»… Она как теплое лето в холодной стране, капитан. Там солнце согревает, но не жжет, и синие цветы похожи на глаза этой красотки… Вы с нею знакомы?
Баррет пробормотал что-то нечленораздельное. Португалец между тем продолжал:
– Интересно, сколько она может стоить? Уверен, немало. Надеюсь, не слишком много. Мои дела в последнее время идут неплохо, и я, в сущности, не прочь потратить деньги в объятиях такой милашки. К дьяволу ее песни! Они в женщине не самое привлекательное. Всего-то несколько дублонов. Здесь слишком густая толпа, но если подойти к черному ходу…
Торговец попытался привстать и зацепился лацканом за тяжелый стол. В ту же секунду его левую руку, которая еще оставалась на столешнице, пробил острый клинок.
Португалец замер на месте, широко открыв рот и судорожно хватая воздух, он хотел закричать, но не мог. Капитан Баррет перехватил и удерживал уцелевшую, правую, кисть торговца, чтобы не позволить толстяку вытащить из столешницы нож, который глубоко засел в досках.