Волею императора Священной империи Аксимилиана Первого я, ничтожнейший из иноков монастыря пресвятого Канлера Всепрощающего, начинаю сей труд, посвященный жизнеописанию удивительных приключений, выпавших на долю императора и его соратников.

(Вступление исторического труда, посвященного восхождению на трон императора Аксимилиана Первого и возвеличению его державы)

По крайней мере, этот летописец пытается придерживаться основных событий, не перемешивая их с совсем уж недопустимым количеством лжи и пафоса. Копии его книги по библиотекам страны разослать разрешаю.

(Приписка, сделанная рукой императора Аксимилиана на обложке оригинала данного исторического труда, оставленного им себе для личного пользования)

Олаф, неудачливый торговец оружием
Виски… Какая же это дрянь! Впрочем, и ром не лучше!
Ну вот почему все ими восхищаются? И почему в этом проклятом всеми богами городе, наполненном бандитами, проститутками и жуликами всех мастей, так сложно найти нормальную выпивку? Нормальную в моем понимании. Ведь острое желание напиться в возможно последние часы жизни не так просто залить контрабандным виски и ромом местного производства. А душа в те моменты, когда она соизволяет высунуться из пяток, требует водки. Именно русской водки – прозрачной, как слеза, и злой, как сторожевая собака. Это, конечно, не говорит о том, что я такой уж особенный ценитель именно русской выпивки, просто при моем образе жизни не подхватить вредных привычек при общении с представителями данного народа было просто невозможно. До сих пор посещение военных складов в любом из осколков бывшего СССР не обходилось без устоявшегося и освященного годами ритуала. Как его еще называют эти сумасшедшие русские – «обмытия». Нет, я, конечно, не против «обмыть» ящик гранат, ну два ящика гранатометов тоже можно вынести. Но после того как мне «посчастливилось» купить десять танков Т-55 – по цене металлолома, конечно, – я с очень большим подозрением отношусь к предложению «обмыть» сделку. Ибо в себя я пришел уже в порту, доставленный сердобольными продавцами. Хорошее было времечко…
– Эй, парень! Еще стаканчик! – Лицо, назовем это образование все же лицом, бармена явно не внушало доверия, но у него было одно несомненное достоинство – он замечательно умел слушать, не отпуская совершенно ненужных мне сейчас комментариев и безмолвно наливая в ответ на мои команды.
– Двойной виски, сэр?
Внимательно изучив стоящий передо мной почему-то уже на уровне глаз бокал, многозначительно хмыкнул и неожиданно для себя залюбовался переливами света в мягких тонах ячменного виски, наливаемого барменом. Все же в этом проклятом мире осталась еще красота. А может, я просто пьян? Впрочем, какая разница. Сделать-то все равно уже ничего нельзя…
В принципе меня нельзя было назвать такой уж большой акулой оружейного бизнеса, нет, – скорее всего, я не тянул даже на пиранью. Так, мелкая рыбешка, обгладывающая крошки, выпадающие изо рта крупных воротил. Но даже этих крошек на жизнь мне хватало. Да что там на жизнь – на слой черной икры к булочке с маслом я зарабатывал. Пока не зарвался…
Непаханое, бесконечное поле Африки, бурлящее в сотнях, да что там – тысячах конфликтов разного уровня. Способное ежечасно проглатывать вагоны вооружения. Главное правило поведения на этом рынке – быстрее, дешевле, больше. А документы? Да какие, к черту, документы! Я ввозил сельхозоборудование, строительные материалы, автомобили. Именно это и было написано на арендованных мной контейнерах. А содержимое… Содержимое касалось только меня, моих поставщиков и покупателя.
Автоматы, пулеметы, гранатометы, мины – все это моментально раскупалось во все возрастающих количествах, обмениваясь на золото, алмазы, слоновьи бивни и шкуры животных. На все, что могло принести мне прибыль. И если бы вы знали, как мне надоели эти великие бваны, вожди, президенты и просто разные бандитствующие ублюдки, заинтересованные только в одном – грабеже, насилии и выживании. Ведь крайне редко кто-то из моих клиентов становился постоянным. Год, максимум два – и переговоры о поставках вооружения приходилось вести уже с представителем «армии освобождения», несущей «мир и процветание» на сожженную войной землю. Но работу не выбирают.
Именно в начале девяностых я познакомился с одним из самых отъявленных негодяев африканского континента и вместе с тем с самым крупным своим клиентом. Эту чернокожую задницу, из-за которой и еще из-за некоторых вещей я и сижу в этом проклятом баре и надираюсь, скрашивая последние часы своей жизни, звали Чарльз Мак-Артур Ганкай Тейлор. Маниакальная жажда власти сочеталась в нем с просто ураганным темпераментом и харизмой. Да взять хотя бы тот факт, что избирательная кампания в его поддержку, прошедшая в 1997 году, после более чем восьми лет кровавой гражданской войны с буквально грудами жертв, проходила под лозунгом: «Он убил мою маму. Он убил моего папу. Я голосую за него». В чем-то эта сволочь мне даже нравилась. Во всяком случае, он был честен. И никогда не позволял себе обмана в расчетах и закупал у меня оружие во все возрастающих количествах. В основном легкое вооружение, советские и китайские АК^[1], патроны. Немного позже его аппетиты увеличились, и в ход пошли тяжелые станковые пулеметы, безоткатные орудия.
В попытках удовлетворить его оружейный голод я вихрем проносился по складам и поставщикам. Несчетные чемоданы налички появлялись и исчезали из моих рук. Конечно же это были не мои деньги – в основном это были занятые на незначительный срок суммы, которые потом приходилось отдавать, причем со значительными процентами. Но подкупало отсутствие любых бумаг и следов трансферта денежных масс. А ведь это первое правило любого теневого бизнеса – никаких бумаг и следов. Колумбийцы, албанцы, сицилийцы… с кем только не приходилось работать. Не скажу, что было особенно приятно, но, придерживаясь определенной этики в отношениях, дела можно было вести со всеми. Поставки микропартий стрелкового вооружения, небольшие услуги – и вот ты уже не просто «отброс» и «мелкая сошка», нет – ты уже свой парень, с которым можно иметь дело и которому в случае необходимости можно дать в долг крупную сумму денег. С процентами, конечно.
Отвлекшись на секунду от воспоминаний, я, не ощущая вкуса выпивки, опрокинул в себя бокал и знаком попросил бармена повторить. Может, из-за страха и обреченности, витающей в воздухе, выпивка не помогала. Устремив взгляд куда-то в глубины барной стойки, я опять задумался.
Вот так день за днем, сделка за сделкой я и докатился до своего теперешнего состояния. Всего один раз погнался за большими деньгами и положил все свои яйца в одну корзинку. Если так разбираться, то корзинок было две, но от неудачного стечения обстоятельств не застрахован ни один даже самый хитроумный сукин сын. Спрашивается – почему бы мне не дождаться результатов сделки по поставке крупного груза в Либерию, к моему «нежно любимому» партнеру Чарльзу, а уже потом, оперируя освободившимися финансами, завезти эту чертову партию переносных зенитно-ракетных комплексов колумбийцам? Жадность… Во всем виновата эта проклятая жадность… Как, казалось, красиво выстраивались сделки. Деньги албанцев идут на закупку партии «стэнов»^[2] и АК для Либерии – судя по запросу именно такой дешевки и хлама, как «стэны», Тейлор опять решил подстегнуть повстанцев в Сьерра-Леоне. Ну да это были не мои проблемы – лишь бы платил. А на деньги колумбийских картелей я покупал на Украине отличную партию «стрел» и «игл»^[3] вместе с запасными ракетами. Это гарантировало в будущем хорошие проблемы американским вертолетам, по какой-то странной причине повадившимся жечь плантации коки в почти сопредельном государстве.
Если все вышеперечисленное не показалось вам таким идиотским планом, каким оно выглядит сейчас для меня, то я вас поздравляю – вы попали бы на такие же грабли, на которые я насадил себя сам. И именно поэтому я сейчас сижу в этом задрипанном баре и пытаюсь залить этим дрянным виски свой страх. Что мне в общем-то и не особенно удается – или из-за плохого виски, или из-за того, что моей крови уже сутки как хотят колумбийцы и албанцы. И кто из них доберется до меня первым, известно одному Богу.
Вчера с промежутком буквально в пару часов случились два крайне неприятных для меня события. Впрочем, начну по порядку. Колумбийский груз – всего пара контейнеров, но вот по стоимости они в несколько раз превышали стоимость той старой лоханки, среди груза которой они медленно чапали в сторону Южной Америки. И если вы думаете, что через Атлантику, то глубоко ошибаетесь. Уж слишком много любопытных людишек живет в когда-то бывшей колонии ее королевского величества. Это я о США, если кто еще не догадался. Совсем не хотелось светить ТАКИМ грузом перед агентами Госдепа. Именно в связи с этим был выбран старый сухогруз, направляющийся в Южную Америку немного необычным способом. Необычным, но зато с некоторой долей вероятности гарантирующим доставку товара. Если, конечно, ничего непредвиденного не случится. К сожалению, в оружейном бизнесе застраховать груз мало того что практически невозможно, так еще и подчас опасно, так как любые следы сделки могут привести не только к длительному тюремному сроку, но и вообще к вычеркиванию незадачливого торговца из списка живых. Поэтому маршрут Черное море – Средиземное море – Суэцкий канал – Индийский океан – Тихий океан – Южная Америка был для моего груза самым лучшим. За исключением одного маленького, практически незаметного на карте мира государства, с некоторыми представителями коего я очень бы хотел сейчас встретиться лицом к лицу. Желательно, конечно, увидеть их в прицеле пулемета, но и просто дать в морду очень бы хотелось. Совершенно непонятен интерес и честь, оказанная обшарпанному сухогрузу более чем преклонного возраста. Аргентинского производства шаланда с примерно полувековой историей, конечно, являлась ну просто замечательной целью для захвата ее сомалийскими пиратами. Если отбросить идиотскую мысль о том, что они могли просто перепутать это чудо кораблестроения с чьей-то прогулочной яхтой или с жирным купцом – ну не обкурились же они до полного офонарения, – остается только версия о точечном сливе информации именно об этой сделке. Колумбийцам и мне это точно делать было не с руки. Конкурентам? Да какие, к чертям, конкуренты – тут прямой заказ союза семей, в такие сделки не влезают. Ибо шарик, на котором мы имеем незадачу проживать, имеет столько углов, что информация рано или поздно всплывет, а гребля вольным стилем в озерце крокодильей фермы является довольно неприятным занятием. А именно в этом виде спортивных состязаний приходится рано или поздно участвовать тем, кто перебежал дорогу семье. Поэтому оставался только один путь, по которому информация о столь ожидаемом картелями грузе могла попасть в руки этих недавно спустившихся с пальм сомалийцев, – Лэнгли. Только эти сволочи, сидящие в тишине кабинетов с безвкусным кондиционированным воздухом, занимаются такими подставами. И их можно понять – груз переносных зенитно-ракетных комплексов позволил бы колумбийцам хорошо прижать самолеты и вертолеты Управления по борьбе с наркотиками. Да так, что общий оборот с Мексикой и США возрос бы как минимум в пять-шесть раз. Так что – да пусть будут прокляты эти сволочи из ЦРУ!
Грохнув уже пустым бокалом по стойке, я вопросительно уставился на бастующего бармена. В ответ он многозначительно покосился на показавшую дно бутылку виски, еще недавно купленную мной на последние, чудом нашедшиеся в кошельке деньги. Да-да, именно столько денег осталось у меня после более чем двадцатичасового воздушного марафона, осуществленного с помощью остатков наличных, четырех паспортов и наугад выбранных рейсов случайных авиакомпаний. Зато теперь я имею сомнительное счастье смотреть на дно опустевшей бутылки где-то на побережье Восточно-Китайского моря. В городе, полном порока, убийц и отчаяния. В этом наполненном миазмами наживы и беззакония рае для контрабандистов и наркоторговцев. Именно сюда сливается вся грязь окружающего региона, и именно здесь среди представителей практически всех народов и религий проще всего затеряться без пяти минут смертнику.
Прислушавшись к хриплым звукам блюза, исторгаемым видавшим виды музыкальным автоматом, я на несколько секунд провалился куда-то очень глубоко внутрь себя, задумавшись даже не о причинах бегства, а о необходимости его и неминуемом финале. Шансы затеряться и спрятаться от картелей были, сказать честно, небольшие, но ведь были. Однако одновременно спрятаться от албанцев и от колумбийцев, не имея связей и денег, было нереально. Своими прыжками по миру я лишь немного оттянул свое знакомство со смертью. Эх, если бы этот проклятый Чарльз Тейлор продержался у власти на пару дней больше. И тогда… Тогда бы мой груз, спокойно прибывший в порт Монровии, не достался бы немытым повстанцам, отличающимся от свергаемой ими власти только нагулявшимся аппетитом и полным презрением к договоренностям предыдущего строя. «Движение за демократию в Либерии» не считает себя вправе платить по счетам кровавого тирана. А захваченное в ходе освободительной войны оружие, предназначавшееся для еще большего угнетения многострадального народа Либерии, послужит для обеспечения мира и защиты Свободы!» Двуличные сволочи! И это мне в глаза говорила министр финансов того же Тейлора, мигом перекрасившаяся и ставшая белой и пушистой с приходом повстанцев.
Бросив еще один наполненный тоской взгляд на зажатый в руке пустой бокал, я осторожно и, можно сказать, ласково поставил его на исцарапанную сотнями клиентов стойку и, чуть покачнувшись, встал. Кивком попрощавшись с потерявшим ко мне всяческий интерес барменом, я вывалился в жаркую тропическую ночь, после ласковой прохлады мерно гудящего кондиционера показавшуюся мне обжигающе горячей. Воздух, напоенный влагой от расположенного буквально в паре километров моря, удушливой волной проник мне в легкие, унеся даже слабые следы опьянения.
Немного постояв на крыльце и с задумчивым видом похлопав себя по карманам, попытался определиться, какие еще активы присутствуют на моем бренном теле. Уж слишком хотелось надраться до розовых слоников. Что поделаешь – ирландские корни. Из предметов, которые можно по-быстрому превратить в наличность, присутствовали поддельные «ролексы» ценой буквально в пару баксов, небольшой перочинный нож, недавно приобретенный «глок»^[4] и пустой кошелек с несколькими никому тут не нужными рандами^[5]. Расставаться с пистолетом в портовом районе, примыкающем к густым мангровым зарослям по краям бухты, испохабленной раковой опухолью многоэтажных домов, многочисленных складов и бесформенных хибар, было бы еще более извращенным способом самоубийства, чем занять и не отдать деньги у мафии. А стоимости всего остального барахла, находящегося в моих карманах, явно недостаточно, чтобы погрузиться в приятные баюкающие волны алкогольного опьянения.
Если только… А действительно, если уж мой род на мне и прервется, то хранить семейную реликвию становится по меньшей мере глупо. И если так, то украшающий мой безымянный палец перстень, хоть и выглядящий не особенно драгоценным, при некоторых усилиях можно продать. Украшающий его сапфир сам по себе довольно неплох, но вот угловатая, черная от времени серебряная оправа, покрытая многочисленными царапинами и немного сплюснутая сбоку, явно будет лишней у ростовщика. Видимо, придется продавать по отдельности.
Оглядевшись вокруг в поисках укромного места, по-тихому, стараясь не привлекать внимания, завернул в небольшой проулок, наполненный каким-то хламом. Битые ящики перемежались кучами гниющего мусора и мятых картонных коробок. Типичная картина портовых задворков – ее можно увидеть, пожалуй, в любом порту мира, за исключением тех мест, в которых хотя бы некоторое время в году идет снег. Вид и наполнение таких мест меняются от местности к местности, но постоянный прогорклый запах разложения и морской соли остается неизменным.
Выбрав на гофрированной стене склада местечко почище, я прислонился к нему для устойчивости и, раскрыв жалкое подобие тактического ножа, приступил к ювелирной операции. Оправа оказалась неожиданно прочной, и после первых жалких попыток разогнуть крепление камня пришлось помянуть незлым словом святого Патрика и приняться за нее всерьез. Видимо, в этот момент не к месту упомянутый святой обиделся где-то там на своих небесах, и соскользнувшее по камню лезвие хорошенько вскрыло мне руку. Густая кровь, кажущаяся черной в неровном, пробивающемся в переулок свете уличных фонарей, моментально принялась заливать мою ладонь.
Громко выругавшись и помянув все того же святого Патрика, чтобы его там на небесах приподняло да хлопнуло и чтоб ему пить только воду, да и то по праздникам, свободной рукой аккуратно сложил подведший меня нож и, пристегнув его к поясу, принялся копаться в карманах пиджака в поисках носового платка. Все же истечь кровью в грязной подворотне – это было бы чересчур. Даже для меня и даже в моем положении.
Пока я, чертыхаясь, пытался выловить этот проклятый всеми святыми платок, нечто необычное и странное появилось на грани моего восприятия. Полумгла переулка как будто бы расступилась, и появившееся пульсирующее серебристое сияние мертвенным светом озарило груды мусора, сделав их еще более неприглядными. Наконец-то нащупав кончиками пальцев искомый кусочек ткани, я отвлекся на окружающее и остолбенел…
Струи белого тумана, сияющие серебристым светом, который и окрасил окружающее в неживые цвета, исходили как раз из залитого моей кровью перстня. Извивающиеся, пульсирующие в такт моему сердцебиению, по какой-то странной причине отдающемуся в голове иголочками боли, они принялись складываться в туманную арку, заполненную мерцающей темнотой. Примерно так же в отраженном свете может мерцать нефть или отработанное машинное масло – подергиваясь медленными ленивыми волнами от падающих в него предметов.
Все же недаром об ирландцах говорят, что они не боятся ни черта ни бога, забывая, конечно, уточнять, что все это справедливо только после первой выпитой бутылки виски. Но во мне-то как раз она, родимая, и обреталась, еще и без закуски да на голодный желудок. Наверно, именно поэтому я не убежал, как любой нормальный человек, а, извлекши все же платок, принялся с толком и расстановкой медленно перевязывать попорченную ножом руку, периодически бросая заинтересованные взгляды в сторону арки. Когда я закончил свои срочные медицинские дела, висящий передо мной портал уже начал восприниматься как что-то знакомое и не вызывающее никакого страха. Может, небольшое опасение, хорошо разбавленное текущим в моих жилах виски.
Как вы думаете, что делает чуточку пьяный (ну ладно – хорошо датый) ирландец, перед которым зависло нечто необычное, интересное и абсолютно точно ни фига не понятное? Правильно – лезет любопытствовать.
Первым в арку влетел подобранный с земли камешек, обляпанный, правда, чем-то липким и подозрительно пахнущим. Убедившись, что он канул в черную маслянистую поверхность, заполняющую туманные границы, с концами и только медленные ленивые круги разошлись в месте его проникновения, я извлек из плечевой кобуры «глок» и кое-как раненой рукой передернул затвор. Что бы это ни было, оно на меня не бросается, и в моем положении любая новость может быть только к счастью, так как хуже уже быть некуда. Осторожно и медленно потыкал пистолетом в зависшую передо мной поверхность. Ствол беспрепятственно проникал в эту пленку и выходил из нее абсолютно неповрежденным. Пережив необычайно мощный приступ любопытства, практически граничащий с идиотизмом, и перекрестившись на всякий случай, не выпуская пистолета, внутренне сжавшись, как перед прыжком в холодную воду, я шагнул в арку.
Мгновение полной темноты – и вот я уже нахожусь в какой-то полуразрушенной комнате, заваленной грудами искореженной мебели, обломками балок и камнями разрушенного свода, сквозь пролом в котором и льется, скорее всего, лунный свет, освещающий все это пыльное непотребство. Резко развернулся и краем глаза успел заметить исчезающие, как будто сворачивающиеся сами в себя остатки арки. Да какой, к чертям, арки! Или я не ирландец – по всем признакам это был портал, каким его описывают в старинных сказаниях и во всевозможной фантастический литературе. И уж поверьте мне, если после пятой кружки эля или первой бутылки виски в ирландском пабе не заходит разговор о старых временах и о фейри^[6], то этот бар явно находится не в Ирландии или в нем слишком много трезвых людей. Дайте обычному жителю зеленого Эрина выпить вволю да промыть с песочком кости «добрым соседям» иль самому Богу со всеми его святыми – вы не найдете на свете более счастливого человеческого существа.
Уж прожив бо́льшую часть своей жизни в Ольстере, я знаю, о чем говорю.
То ли из-за извечного ирландского любопытства и упертости, то ли из-за странной уверенности, что все, что могло со мной случиться из неприятностей, уже случилось и дальше будет только что-нибудь интересное, но я принялся за исследование окружающего пространства.
Примерно через час я еще раз убедился, что все в подлунном мире уже украдено до нас. Во всяком случае, в этом зале точно. Пыль, еще раз пыль и занесенная сквозь провалившийся потолок листва. Типичная картина…
Попинав еще некоторое время разбросанные по полу камни, я с интересом уставился в зияющий в потолке пролом, из которого лился мягкий лунный свет. Пробитая чем-то дыра выходила в узкий колодец, закрытый толстой кованой решеткой, за которой виднелся небольшой кусочек неба. Обычного такого ночного неба, с темными перистыми облаками и мерцающими огоньками звезд. Только вот лун в наполненном незнакомыми созвездиями небе было почему-то две.
Методика моментального отрезвления в действии – застыв и похлопав глазами пару минут в полной прострации, я перевел уже абсолютно трезвый взгляд с небес на землю. Во мне крепла железобетонная уверенность, что теперь проблемы с мафией уже не кажутся такими большими. Нет, кинутые на немалые деньги колумбийцы и албанцы до кучи – это страшно. Но что-то подсказывает мне, что это уже совсем непринципиально…
Стоило мне только чуть успокоиться и уже начать привыкать к окружающему, как из темноты одного из проходов, находящегося с правой стороны зала, потянуло холодом. Не обычным холодом сквозняка, а могильным холодом надвигающейся смертельной опасности, заставившим меня покрыться крупными мурашками и сглотнуть вдруг ставшую вязким комом в горле слюну. В полной тишине, разбавленной только чуть слышным подвыванием ветра в проломе и моим частым дыханием, в зал вплыл обряженный в ошметки старинного одеяния и черную, топорщащую во все стороны шипы кирасу призрак. Почему, вы спросите, я был так уверен, что это был именно призрак, – просто не оставляла меня идиотская мысль, что если через человека можно спокойно видеть противоположные стены, то он уж явно не является живым…

Несколькими секундами позже. Веселыми такими секундами, заполненными крепкими ирландскими выражениями, русским матом, беспорядочными выстрелами и мелодичным звоном подпрыгивающих на каменном полу гильз
– Да когда ж ты сдохнешь! – Под аккомпанемент выстрела моя реплика зазвучала с оттенком, которого я не помню за собой с детских лет. Оттенком панического ужаса.
– Моя кираса! – взвопило привидение. Висящий в воздухе полупрозрачный силуэт пожилого человека с волевыми и резкими чертами лица, пусть и свитыми из переплетений тумана, был одет в рванье, которому пули видимого вреда не носили, дырявя навылет. Единственная же твердая вещь, укрывавшая нематериальную плоть разгневанного духа, после нескольких попаданий из пистолета напоминала если и не сито, так сток для воды, забранный необычной решеткой. – Убью!
Выстрел, выстрел, выстрел – и зазвучавший похоронным колоколом щелчок спускового механизма немного привел меня в сознание. Пока руки на полном автомате выщелкивали пустой магазин и меняли его на извлеченный из-за пояса новый, в голове среди панических мыслей все больше и больше обретала стройность одна добрая фраза, полностью характеризующая происходящее, – если переводить ее на английский, она, конечно, полностью теряет свою экспрессию, но вот в русском варианте название маленького северного пушного зверька звучит вдохновляюще. Той экспрессии, с которой эта фраза была произнесена украинским прапорщиком при погрузке контейнера в Одесском порту, когда совершенно случайно оборвалась одна из четырех строп и десятитонный контейнер с противотанковыми минами опасно закачался на двадцатиметровой высоте, мне никогда не достигнуть, но сам факт! Тем более что частичка русской крови во мне все-таки наблюдается – все вопросы к деду. Какими путями он привел под венец сбежавшую от революции русскую княгиню – просто не представляю, но с тех самых пор более или менее хорошее знание русского языка в нашей семье было чуть ли не правилом хорошего тона. И между прочим, оказалось бо-о-ольшим подспорьем в моем нелегком бизнесе.