Витька, Генка и Жмуркин быстро бежали по улице Парковой. Генка и Жмуркин бежали налегке, а Витька прижимал к груди тяжелую волчью голову.
Улица Парковая походила на полосатую милицейскую палку, фонари через один не горели: то ли лампочки в них расплавились, то ли их просто расколотили, и друзья то ныряли почти в полную темноту, то выскакивали на неширокое освещенное пространство. Почему-то освещенные участки пахли дурацким подсолнечным маслом, а темнота, напротив, благоухала сиренью, отцветшей еще в мае. Так, во всяком случае, казалось Витьке. И он бы с удовольствием подышал этой сиренью, ему даже хотелось остановиться и постоять в прохладном горьковатом облаке…
И Витька бы так и сделал, если бы…
Если бы за ними не неслась целая толпа парковских пацанов, вооруженных бейсбольными битами. Парковцы бежали молча и сосредоточенно. Сразу было видно, что шутить они не собираются, а собираются задать Витьке, Генке и Жмуркину основательную трепку. Поколотят для порядка битами и швырнут освежиться в городской пруд.
– Может, все-таки на помощь позовем? – спросил, задыхаясь, Жмуркин.
Гордый Генка отрицательно помотал головой. Витька подумал, что звать на помощь бесполезно – суббота, народ смотрит телевизоры и отдыхает, по улицам никто не гуляет, а редкие парочки и собачники вряд ли захотят связываться. Поэтому оставалось одно – драпать. Витька немного опасался, что тяжеловатый Генка скоро устанет и скажет, что настоящему кабальеро^[1] не пристало удирать от каких-то там парковцев! Напротив, пора принять честный бой. А принимать честный бой не хотелось. Особенно когда парковцев в пять раз больше…
Впрочем, Витька и сам изрядно устал – волчья голова оказалась тяжелой и неудобной в транспортировке. Рука Витьки то и дело проваливалась в пасть, а волчьи зубы больно впивались в ладонь. Витька хотел было передать голову Жмуркину, но Жмуркин отказался, сославшись на то, что тот, кто прикоснется к голове волка, может запросто стать оборотнем. Генке и без того было тяжело бежать из-за его грузности и коротконогости. И голову приходилось тащить Витьке.
За спиной что-то загремело. Витька быстро оглянулся и увидел, что один из парковцев зацепил урну и теперь катается по дорожке, держась за колено. И еще Витька заметил, что расстояние между ними и преследователями изрядно сократилось. Парковцы оказались гораздо более подготовленными к бегу. Недаром ходили слухи, что все они качаются и занимаются вольной борьбой.
Жмуркин тоже оглянулся.
– Парки догоняют, – просипел он. – Давайте кричать…
– Улица Ленина рядом, – выдохнул Генка. – Там не их территория…
– Не могу больше, – застонал Витька. – Надо было Снежка с собой взять…
Он снова оглянулся и обнаружил, что самый здоровенный и свирепый парковец, по всем повадкам предводитель и вождь, уже почти их достал и вот-вот прыгнет и вцепится в Генку.
Тогда Витька резко тормознул, схватил покрепче волчью голову и треснул ею вождя парковцев…
А началось все так.
Друзья сидели на крыше жмуркинского дома, смотрели на вечерний город, пили лимонад и грызли тыквенные семечки.
Витька думал, как хорошо сейчас, наверное, в Новой Зеландии, – и тихо, и комары там не водятся, а новозеландское мороженое, как известно, самое новозеландское во всем мире…
Генка думал о том, что придется, видимо, перебирать насос, который он смонтировал на прошлой неделе для дачного колодца, а если насос все равно работать не будет, то надо будет придумывать что-нибудь другое. А он, Генка, устал в последнее время придумывать, и вообще ему хочется на море, ведь на море он никогда не был…
О чем думал Жмуркин, неизвестно, поскольку был он товарищем хитрым, а потому и мысли у него были хитрые и темные. Скорее всего, Жмуркин размышлял о кинематографии и своем месте в ней. Впрочем, весьма может быть, Жмуркин думал о деньгах – он всегда о них думал.
К тому же, о чем думал Жмуркин, было неизвестно еще по одной причине – Жмуркина не было на крыше. Он отсутствовал, а потому все было тихо и спокойно, как может быть тихо и спокойно только в летний вечер в небольшом городке в центре России. Жара отступила, с далекой Волги несло прохладой. К этой прохладе примешивалась вонь ежегодно горящих торфяников и запах разогретой солнцем железной дороги.
– Что-то Жмуркина нет… – сказал Генка и посмотрел вниз, за перила.
– У него заседание, – негромко произнес Витька.
– Чего заседание? – спросил Генка.
– Клуба любителей кино.
– И чем они там занимаются?
– А, так… Соберутся такие же маньяки, как и сам Жмуркин, посмотрят кино про французских психопатов, а потом сидят обсуждают…
И тут же на чердаке послышались шаги, грохот падающих ведер, треск, ругань. Потом на крышу выбрался Жмуркин.
– Вспомни его, вот и оно, – усмехнулся Витька.
На Жмуркине болтались синие подштанники и белые простыни, он был похож на Карлсона в боевой раскраске, только с портфелем.
– Вы тут? – Жмуркин скомкал белье и бросил его в люк.
– Семечек хочешь? – Генка протянул Жмуркину пачку. – Тыквенные, от глистов помогают…
– От глистов спасайтесь сами, – сказал Жмуркин. – А я хочу вам вот что сказать, удоды. Вернее, показать.
Жмуркин достал из портфеля пачку денег, небрежно ей обмахнулся и положил на скамейку.
– Что это? – спросил Витька шепотом.
– Деньги.
– Вижу, что деньги. Доллары?
Генка огляделся.
– Условные единицы. – Жмуркин зевнул. – Пять тысяч.
Генка встал со скамейки, закрыл лаз на крышу.
– Ты что, почку продал? – спросил Витька.
Жмуркин захихикал.
– Жмуркин, – Генка накрыл деньги ветровкой, – ты, видимо, совсем с мозгами рассорился?
– Спокойно, спокойно, – Жмуркин погладил себя по бокам. – Это абсолютно нормальные, чистые деньги…
– Откуда? – Генка стал серьезен.
– Каждый парень, который хочет стать серьезным человеком, должен уметь обращаться с деньгами…
– Жмуркин! – Генка подошел к Жмуркину вплотную. – Жмуркин, отвечай!
– Ну ладно, ладно, – сдался Жмуркин. – Хорошо, скажу. Эти деньги мне дал Тепляков.
– Тепляков… – Эта фамилия Витьке ничего не говорила. – Ну и что? Кто такой Тепляков?
– Ты что? – усмехнулся Жмуркин. – На Луне обитаешь?
– Тепляков, – сказал Генка. – Тепляков… Я тебе объясню, Витька. В прошлом году Тепляков на свой юбилей наполнил бассейн коньяком десятилетней выдержки. Ясно, кто он такой?
– Яснее не бывает, – вздохнул Витька.
– Ну, если Витьке все ясно, то давай, Жмуркин, рассказывай, как ты вступил в сделку с совестью.
Жмуркин стал рассказывать:
– Сегодня у нас было заседание Клуба любителей кино. Мы раз в месяц собираемся, смотрим фильм, обсуждаем. Тепляков у нас спонсор и почетный президент, а я типа секретарь. Так вот, Тепляков обычно молчит и бабки отстегивает, если надо. И угрюмый всегда такой. А сегодня пришел в хорошем настроении, после обсуждения встал и речь толкнул. Хочу, говорит, поспособствовать процветанию отечественного кинопроизводителя, хочу, говорит, поддержать молодых. Через месяц в Москве Фестиваль видеоклипов, и я желаю, чтобы наш регион был достойно представлен. Со старыми пердунами на местном телевидении я связываться не буду, они мне надоели. Поэтому предлагаю вам. И даю пять штук. И вывалил пять штук… прямо на стол. Тут Парамохин как подпрыгнет. Говорит: «Я запросто сниму, только так!» И клешни свои уже к пачке тянет. Ну, тут я не вытерпел. Говорю, Парамоха, тебе не клипы снимать, а гадости разные под мостом рисовать, ты же не отличишь Чарли Шина^[2] от Мартина Шина. Ты же коновал! Знаете, какую короткометражку он снял в прошлом году? «Безжалостные и кровожадные помидоры»! Графоман от кино! Я ему так и сказал! А Парамон на меня как прыгнет… Тепляков смотрел на все это, смотрел, а потом вторую пачку на стол вывалил. Вот, говорит, ребята, берите баблосы, снимайте клипы. А через месяц я погляжу. Если стоящая у кого вещь получится – еще столько же отвалю. И в Москву клипак отвезу, на фестиваль! А Парамон спрашивает: «А если не понравятся вам наши клипаки, то что с бабульками?» Тепляков ухмыльнулся и говорит: «Работайте – и посмотрим, что с бабульками…»
– И ты взял? – прошептал Генка.
– Конечно. Я же не дурак. Чувел просто так деньги отвалил…
Генка аж хлопнул в ладоши.
– Не, Жмуркин, – Генка вскочил, – не, Жмуркин, ты дурак! Кретино-Буратино! Такие, как Тепляков, ничего просто так не отваливают!
– Генка прав, – сказал Витька. – Такие бабки просто так в руки не идут. Бесплатный сыр – только в мышеловке. Мне кажется, что деньги…
– Надо отдать, – закончил Генка.
– Верно.
– Вы что, рехнулись?! – заорал Жмуркин. – Отдать такие бабки?! Вы совсем дураки! Вы даже большие идиоты, чем мне представлялось! Отдать пять штук!
– Лучше сейчас отдать, – сказал Генка. – Пока еще не слишком поздно. Я даже сам схожу отдать, родственнику Герасиму позвоню, мы вместе сходим. Тепляков тоже как Герасим, в спецназе каком-то служил, должен понять…
– Все! – Жмуркин потянулся к пачке. – Не желаю больше с вами разговаривать. Я на эти бабки не клип – целое кино сниму!
Генка неожиданно пододвинул к себе накрытые курткой деньги.
– Ты чего? – спросил Жмуркин.
– Ничего, – Генка достал из-под куртки доллары.
– Себе заграбастать решил? – Голос у Жмуркина задрожал.
– Дурак, – Генка постучал себя по лбу. – О тебе же забочусь… Если клипа не снимешь – Тепляков тебя размажет…
Жмуркин попытался выхватить пачку из рук Генки.
– Вы чего?! – Витька попытался встать между ними, но Жмуркин с неожиданной силой отбросил его в сторону.
– Отдай! – рявкнул Жмуркин. – Лучше отдай!
– Дурак…
– Сам дурак! – Жмуркин изловчился и схватил пачку денег.
Они принялись перетягивать пачку. Генка был гораздо сильнее, но Жмуркин пребывал в бешенстве и свою природную хилость компенсировал яростью. Они сопели, скрипели зубами и называли друг друга такими словами, которых не знал даже Витька.
Но вдруг Жмуркин расцепил пальцы. Генка не удержался на ногах, и его отбросило прямо к перилам. Генка взмахнул руками, схватился за поручень, пачка красиво подлетела в воздух, резинка лопнула, и над улицей распустился фейерверк из зеленого цвета купюр.
– Мама… – только и смог сказать Жмуркин.
– Опа… – Генка оглянулся через плечо.
Купюры падали. Над улицей разворачивался щедрый денежный дождь.
– Мама… – снова сказал Жмуркин.
– Деньги падают! – закричал кто-то на улице.
– Вниз! – заорал Витька и кинулся к лазу на чердак.
Вниз они скатились в темпе скоростного лифта. Тротуар и проезжая часть были усыпаны американскими деньгами, и прохожие жадно их собирали.
– Это мое! – завопил Жмуркин и кинулся отнимать дензнаки у счастливчиков.
Но прохожие на Жмуркина не обращали внимания, знай себе собирали деньги и рассовывали по карманам.
– Это Теплякова деньги! – Генка попытался спасти ситуацию.
Но даже авторитет Теплякова не помог – народ жадно хватал халяву и с надеждой смотрел в небо.
– Собираем! – Генка принялся поднимать банкноты с асфальта.
Витька и Жмуркин тоже.
Ребята успели собрать восемьсот сорок долларов. Облазив окрестные крыши и гаражи, нашли еще пятьсот двадцать. Итого тысячу триста шестьдесят. Купюры были помятые и грязные, Генка объединил их в пачку и положил в карман.
– Тысяча триста шестьдесят, – сказал он. – Это, конечно, не пять…
Жмуркин завыл и треснулся лбом о стену, не сильно, чтобы череп не разбить.
– Сильнее надо, – сказал Генка.
Жмуркин стукнулся сильнее, но все же в рамках разумного.
– Пойдем, – Генка кивнул вверх. – А то последнее отберут…
Ребята вернулись на крышу.
Жмуркин был раздавлен. Он сидел, уткнувшись лбом в перила, и молчал.
– Я такую историю слыхал, – Генка подсел поближе к Жмуркину. – Один тип в прошлом году занял у Теплякова три тысячи баксов, а вовремя не отдал. Тепляков его на чай пригласил. Тот пришел. Сел за стол и вдруг чувствует – ноги в чем-то увязли. Он смотрит, а копыта в тазу с цементом. Тепляков захихикал и велел отвезти этого чувела на старицу.
Жмуркин всхлипнул.
– А вот еще история была, – продолжал Генка. – Однажды, когда Тепляков был еще маленький и учился в школе, они с классом отправились на овощную базу перебирать помидоры. И так вышло, что Теплякова направили в хранилище с другим классом. А Тепляков был тогда маленький и щуплый, ну вот, примерно, как Жмуркин сейчас. Он работал, перебирал себе, и вдруг один бобик взял да и швырнул в Теплякова помидором. Все остальные засмеялись и давай тоже кидать. А кому-то помидор не совсем спелый попался, и он закатал им Теплякову прямо в голову. Тепляков сознание потерял, а потом почти месяц с сотрясением мозга в больнице провалялся.
– И что? – поинтересовался Витька.
– Он вырос и пригласил всех на встречу школьных друзей…
– А потом отвез всех на старицу, – закончил Витька.
– А другой крендель, он с Тепляковым тоже в школе учился, как-то раз взял и рассказал, что Тепляков однажды на уроке хотел в туалет, терпел, терпел, а потом описался. Тепляков его пригласил чай попить…
– Ладно тебе, Ген, – остановил Витька. – И так фигово все.
– Что же мне делать? – Жмуркин хныкал. – Я не хочу на старицу…
– Не, – глумился Генка. – Тебя Тепляков на старицу не повезет, он все-таки гуманист. Тепляков спонсирует одно кадетское училище. Так вот, Жмуркин, он туда тебя определит. А там с тобой разберутся по полной программе…
– Помогите! – взмолился Жмуркин. – Я все для вас сделаю, я не хочу в кадетское училище…
– Как тебе помочь?! – Генка треснул Жмуркина по голове. – Как тебе помочь, баран?! Ты же сам на все это подписался…
– Но…
– Помочь ему можно, – сказал Витька. – Даже очень легко помочь.
– Как?! – Жмуркин посмотрел на Витьку с надеждой.
– Надо взять и снять клип.
«Надо снять клип», – сказал Витька, и всего через две недели после разговора на крыше ребята удирали по улице Парковой.
И Витька треснул предводителя парковцев волчьей головой.
– Так его! – воинственно воскликнул Жмуркин. – Пожар!
Парковцы окружили своего лидера, Витька, Генка и Жмуркин воспользовались их заминкой, оторвались и через минуту выбежали на улицу Ленина к трамвайной остановке.
– Все, – Витька привалился к стене и ловил воздух.
– Голова цела? – спросил Жмуркин. – Голова цела, я спрашиваю?
Витька пощупал голову.
– Цела.
– Не твоя, балбес. Волчья.
– А что с ней будет!
– Ну и славно, – Жмуркин улыбнулся.
– Трамвай, – Генка указал пальцем, – трамвай идет…

– В конце концов он давно хотел снять кино, – рассуждал Витька, пока они с Генкой шагали к Жмуркину. – Вот теперь ему и представился шанс. Пусть, наконец, покажет, на что он годен.
– Пусть. А то вопит: я режиссер, я талант, дайте мне камеру, я переверну мир! Вот пусть и продемонстрирует. Пускай. Он что там, сценарий пишет?
– Ага. Пишет. Сочиняет. Поглядим, что он там насочинял, – хмыкнул Витька.
– Поглядим. Пришли уже.
Витька и Генка вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.
– В газетах знаешь чего понаврали? – Генка стучал по перилам. – Что сумасшедший миллионер раскидал над городом с воздушного шара восемнадцать тысяч долларов. В честь восемнадцатилетия своей дочери.
Витька остановился перед дверью и нажал на звонок. Дверь открыла жмуркинская мать.
– Здравствуйте, – сказал Витька. – Мы пришли.
– Вижу. – Мать запустила ребят внутрь. – Только он к себе не велел пускать. Он работает…
Генка мерзко захихикал, а потом сказал:
– Работа не баобаб, в лес не убежит.
– Труд сделал из обезьяны человека, – добавил Витька.
Мать Жмуркина погрозила Витьке пальцем и ушла в кухню. Кавказская овчарка Жмуркина Снежок посмотрела на Витьку, затем на Генку, поняла, что ей тут ничего не обломится, и тоже отправилась в кухню, откуда явственно несло жареной колбасой и тушеной капустой.
– Хотя Жмуркину уже ничего не поможет, – сказал Витька. – Разве что ты изобретешь машину времени, мы отправимся в прошлое и помешаем жмуркинским дедушке и бабушке встретиться. Тогда Жмуркин не появится на свет, и свет будет от него избавлен.
Генка с сомнением покачал головой, стянул кеды, сунул ноги в тапки-лапти и двинулся к комнате Жмуркина.
Жмуркин открыл не сразу. Он долго чем-то шуршал, звенел, двигал мебель. Затем за дверью громыхнуло, взвизгнул Жмуркин… Через секунду клацнула щеколда, и в щель высунулась жмуркинская физиономия.
– Ты, умник, – Генка отодвинул его плечом и вошел в комнату, – зачем тебе засов, а? Что честному человеку прятать от своей матери?
Жмуркин прыгал на одной ноге. По полу каталась тяжелая бронзовая ваза.
– Я тебе объясню, Ген, – Витька тоже просунулся в жмуркинскую берлогу. – Жмуркин просто берет в своем кинотеатре диски со свежайшими фильмами, записывает их на кассеты и сдает одному толкачу на базаре. Он еще все время справа от входа стоит, и глаза у него такие бегающие. Жмуркин барыжничает, а мама его – человек старой закалки – барыг не переносит. Вот он на дверь засов и поставил!
Жмуркин возмутился:
– Неправда! – Он поймал вазу и зашвырнул ее под кровать. – Грязная ложь! Я никогда этим не занимался! Никогда не пиратил и не барыжничал. У меня принцип!
– Все так говорят, – сказал Генка и уселся в кресло. – Все говорят, что у них принципы, а потом выясняется, что принципы – принципами, а кассеты палить – тоже неплохо. И очень выгодно. А что это у тебя тут такой беспорядок?
– А, – Жмуркин махнул рукой. – Работаю…
Повсюду – на столе, на стульях, на диване, на полках с видеокассетами, даже в корзине Снежка – валялись листы бумаги. Большинство листов было скомкано, часть разорвана на клочки разного размера. Имелись, впрочем, и целые. На столе Жмуркина, обычно занятом резиновыми фигурками киногероев, свернутыми в рулон постерами и фальшивыми статуэтками Оскара, стояла, высовываясь из вороха бумаг, пишущая машинка. Машинка, судя по форме и размерам, была древняя. Витька вдруг совершенно неожиданно подумал, что этой машинкой, наверное, убили какого-нибудь не очень известного писателя, а потом хорошенько отмыли в керосине и отнесли в комиссионку. А охочий до всяческих раритетов Жмуркин ее по дешевке прикупил.
Кроме бумаги, комната была завалена квадратиками шоколада, поломанным печеньем, огрызками яблок, сушками, орешками и курагой. Видимо, Жмуркину не хотелось отрываться на еду, и он подкреплял свои силы не отходя от кассы. От всего этого комната Жмуркина приобрела вид обиталища безумного гения. Да и сам Жмуркин выглядел соответственно: волосы растрепаны, пальцы в чернилах, лицо тоже в чернилах, глаза по-вампирски красные. Одет интересно: тельняшка, на шее толстый кожаный ошейник, позаимствованный, видимо, у Снежка, широченные штаны, сшитые то ли из толстой джинсы, то ли вообще из брезента.
– Мама сшила мне штаны из березовой коры… – прокомментировал жмуркинское одеяние Витька.
– Работаешь, говоришь? – Генка взял вазочку с орехами и опрокинул себе в рот. – Это хорошо…
– Работаю-работаю, – угрюмо сказал Жмуркин. – А вам чего надо?
– Что значит «чего надо»? – Генка швырнул в Жмуркина подушкой. – Ты сказал, что напишешь сценарий, и исчез почти на целую неделю! Сценарий готов?
– Я пишу. – Жмуркин умудрился указать глазами как-то сразу на всю комнату. – Работаю.
– На пишущей машинке? – спросил Генка. – Ты что, компьютер не мог раздобыть на пару недель?
Жмуркин посмотрел на Генку с презрением.
– Компьютер – это для простонародья… – сказал Жмуркин.
Витька не выдержал:
– Человек с фамилией Жмуркин вряд ли может рассуждать о вопросах происхождения.
Жмуркин надулся и промолчал. Он уже неоднократно заикался о том, что ему не очень повезло с фамилией, все-таки «великий режиссер Жмуркин» как-то не звучит, как-то не так, по-детсадовски. Поэтому свою родовую фамилию Жмуркин собирался сменить на более благородную и более кинематографическую. Желательно даже двойную. Пецкин-Чарторыжский, Топоров-Лудилин, Дурново-Игнатьев… Жмуркинская мама была против, но сам Жмуркин считал, что ему видней.
Витька добивал Жмуркина:
– Человеку с такой фамилией лучше всего работать… на кладбище. Или в морге. Слушай, Жмуркин, это ведь роскошно – работать в морге. Тихо, спокойно, хорошо.
– Это мы еще посмотрим, кто где работать будет, – огрызнулся Жмуркин. – Посмотрим, кто в морге будет работать, посмотрим, кто без счастья останется…
– Ну ладно, – остановил спор прагматичный Генка. – Показывай лучше, чего ты тут наработал?
– Ну… – протянул Жмуркин. – Я в процессе, я в поиске, так сказать…
– И чего наискал? – Генка наклонился и поднял с пола листок.
Генка повертел листок и так и сяк, ничего не обнаружил и бросил на пол. Поднял другой листок. Прочитал вслух:
– Концепция клипа. Автор Жмуркин…
– Он себя уже только по фамилии называет, – сказал Витька. – Феллини^[3], Стоун, Лукас, Жмуркин…
– С вашими коматозными мозгами этого не понять, – вздохнул Жмуркин и принялся обматывать палец ноги подозрительно грязным бинтом. – Плох тот солдат, что не хочет стать генералом…
– Слышь, Ген, он генералом стать хочет. Генерал Жмуркин, откушав икры и раковых шеек в белом вине, поехали в оперу…
– Концепция клипа, – продолжил чтение Генка. – Автор Жмуркин. Для того чтобы снять клип… Дальше ничего нет.
Генка поднял другой листок, прочитал то же самое.
– Ты что, – Генка посмотрел на Жмуркина уже серьезно, – за неделю написал одно предложение? Даже не предложение, а какую-то фигню?! «Для того чтобы снять клип…» Ты, сценарист! Полоскал нам мозги столько лет, а теперь не можешь сочинить вшивенький сценарий!
– Не могу, – Жмуркин дохромал до дивана и свалился в бумаги. – Ничего в голову не приходит. Пустота…
– А крику-то было…
– Вдохновение – это тебе не компот! – крикнул Жмуркин. – Пегас – не старая кляча, я не могу его между ушами плеткой нахлестать!
– Уши Пегаса… – Витька сочувственно посмотрел на изможденного сочинителя. – Хорошее название. А еще лучше – «Соленые уши Пегаса Жмуркина».
Генка никакого сочувствия не испытывал, он собирал разбросанную бумагу в стопку и периодически постукивал этой стопкой себя по голове. После чего поглядывал на Жмуркина, жутко улыбался и добавлял к стопке бумагу.
– Ты, Жмуркин, сам хотел клип снимать, – приговаривал Генка при всех этих манипуляциях. – Сам на все подписался, сам деньги у Теплякова взял, сам их потерял. Это тебе клип нужен, это по тебе военное училище плачет! Нам мозги полоскал, орал: дайте мне камеру – я горы сверну, я такого понаснимаю! Ты что, забыл уже?
– Помню-помню, – примирительно проныл Жмуркин. – Только ничего не получается. Чего я только не перепробовал! И рыбу ел для убыстрения мозгов, и шоколад, и орехи. Впустую. Потом в Интернете прочитал, что морская капуста полезна, купил сразу пять банок и съел. Два дня к животу грелку прикладывал.
– Поспособствовало? – осведомился Витька.
– Нет. В смысле, грелка поспособствовала, а капуста нет. Мозги не убыстряются.
– Я тебе удивляюсь, Жмуркин, – сказал Витька. – Как можно пытаться убыстрить то, чего нет в природе?
Жмуркин не ответил. Витька взял какой-то сушеный банан и принялся его безнадежно жевать. Генка складывал из бумажного листа самолетик. Жмуркин рассказывал дальше:
– Пробовал утром писать, пробовал вечером – ничего. Ноги в холодную воду совал… Бесполезно. Вчера даже вниз головой подвешивался, думал, кровь к мозгу прильет – мысли придут. Не пришли.
– Мне кажется, по-другому надо. – Генка запустил самолетик, тот описал по комнате круг и опустился на люстру. – Мне кажется, надо сначала песню придумать, потом к ней музыку записать, а потом уже, в третью очередь, сценарий для клипа сочинять.
Витька согласно угукнул – сушеный банан застрял в зубах и намертво заклинил его артикуляционный аппарат.
– Сначала сочиняется клип, – авторитетно заявил Жмуркин. – Затем к нему пишется песня. Сначала классный видеоряд, затем классная музыка. Так все крутые знаменитости делают. Только таким способом создаются суперклипы. А у тех, кто поступает наоборот, получается всякая дрянь.
– Если тебя слушать, то получается – телега идет впереди лошади, – сказал Генка. – Как-то ненормально. Лучше сначала песню. То есть стихи.
– Стихи у нас Витька пишет, – язвительно сказал Жмуркин. – Вот пусть он и старается. А я потом уж со сценарием как-нибудь разберусь.
Генка посмотрел на Витьку. Тот все еще не мог расцепить скованные бананом челюсти. Генка зыркнул на Жмуркина. Жмуркин слетал в кухню и притащил графин с морсом. Витька отхлебнул.
– Жмуркин, баран, с чего ты взял, что я пишу стихи? – зло спросил он. – Я стихов ни разу в жизни не писал!
– Ладно гнать-то! – не поверил Жмуркин. – У тебя же на физии написано, что ты стихи сочиняешь!