Содержание Евангелия можно разделить на пять частей: обыкновенные действия из жизни Христа, чудеса, предсказания, изречения, послужившие основанием догм церкви, и нравственные поучения. Если первые четыре части были предметом споров, то последняя осталась недоступной нападению. Перед этим божественным законом преклоняется само неверие; это почва, на которой могут сойтись все культы, знамя, под которым все могут укрыться, каковы бы ни были их верования, потому что нравственные поучения Христа никогда не были предметом религиозных споров, всегда и везде поднимаемых вопросами догмы; разбирая их, секты нашли бы только свое собственное осуждение, так как большинство сект сильнее привязалось к мистической части вероучения, чем к нравственной, требующей преобразования самого себя. Последняя часть – это правила поведения для людей, захватывающие все условия жизни частной и общественной, принцип всех социальных отношений, основанных на самой строгой справедливости; это наконец и главным образом, непогрешимый путь к счастью в будущем, угол завесы, приподнятой перед будущей жизнью. Это именно та часть, которая служит исключительным предметом настоящего труда.
Весь свет восхищается евангельской нравственностью, каждый провозглашает ее возвышенность и полезность; многие это делают по доверию к тому, что они слышали, или по вере в некоторые основы, ставшие общими; но немногие знают эту мораль основательно, еще меньше способны понимать ее и выводить из нее следствия. Причина заключается преимущественно в трудности, которую представляет чтение Евангелия, непонятного для большинства. Аллегорическая форма и преднамеренный мистицизм языка приводят к тому, что большинство читают его для успокоения совести и по долгу, так же, как они читают молитвы, не понимая их, т. е. бесплодно. Нравственные наставления, рассеянные тут и там, смешанные со множеством иных повествований, проходят незамеченными: нет возможности схватить общий смысл и сделать их предметом отдельного чтения и размышления.
Создавались, правда, трактаты евангельской морали, но, переложенные на современный литературный язык, они теряют свою первобытную простоту, составляющую их прелесть и убедительность. То же самое происходит с основами учения, выхваченными и доведенными до самых простых обыденных выражений; они тогда становятся только афоризмами, теряющими часть своей ценности и интереса вследствие отсутствия подробностей и тех условий, при которых они были даны.
Чтобы устранить эти несоответствия, мы собрали в этом труде те тексты Евангелия, которые, собственно говоря, могут составить свод правил всеобщей нравственности, не оспаривая культа; в ссылках мы сохранили все, что может быть полезно для развития мысли, устраняя чуждое теме. Кроме того, мы тщательно придерживались перевода оригинала Саси, а также и разделения на стихи. Но вместо того, чтобы следовать хронологическому порядку, невозможному и не имеющему реального значения в настоящем труде, положения сгруппированы и подразделены соответственно их природе так, чтобы они вытекали насколько возможно одни из других. Выноски с обозначением номера главы и стиха позволяют прибегать к общепринятому разделу источника, если это нужно.
Но подобный труд был бы только компилятивным, имеющим второстепенное значение; главное же заключалось в том, чтобы сделать его общедоступным, пояснить места темные и развить их во всех отношениях ввиду возможности применения положений этого труда ко всем жизненным обстоятельствам. Именно это мы и попытались сделать с помощью добрых духов, сообщавшихся с нами.
Многие места Евангелия, Библии и других святых книг вообще непонятны, многое даже кажется неправдоподобным вследствие отсутствия ключа; этот ключ весь целиком кроется в спиритизме, как уже могли убедиться в этом серьезно изучавшие его и как это будет еще более признано в будущем.
Спиритизм был известен и в древности, и во все времена человечества; следы его находим в письменах, в верованиях и на памятниках; вот почему, открывая новый горизонт на будущее, он бросает не менее яркий свет на тайны прошлого.
Из наставлений, продиктованных духами в различных странах и при посредстве различных медиумов, мы выбрали некоторые как дополнение к каждому правилу. Наставления эти могли бы, возбудить сомнение, если бы имели только один источник, потому что тогда возможно было бы думать, что они получаются под влиянием данного медиума или окружающей среды, но сообщение одинаковых наставлений при посредстве различных медиумов в разных местах доказывает, что духи дают всюду свои наставления и что никто не имеет привилегий в этом отношении.^[1]
Этот труд к услугам всего света, каждый может черпать в нем средства для согласования своего поведения с нравственным учением Христа. Спириты же найдут в нем, кроме того, приложения, которые их касаются более специально. Благодаря общению, которое отныне установится беспрерывно между людьми и невидимым миром, евангельский закон, преподанный самими духами всем народам, не будет мертвой буквой; каждый поймет его и станет применять с помощью советов своих духовных руководителей. Наставления духов есть действительно голоса небесные, являющиеся просвещать людей и побуждать их к применению учения Евангелия в жизнь.

Если бы спиритическое учение было измышлением человеческим, то гарантией этого учения служили бы только знания создавшего его; но ведь никто тут, на земле, не может серьезно претендовать на то, что он один обладает абсолютной истиной. Если бы духи, открывшие учение, проявились только одному человеку, ничто не доказывало бы происхождение учения, так как нужно было бы верить на слово утверждающему, что он получил его от духов. Если допустить с его стороны полную правдивость, то самое большее, чего он мог бы достичь – это убедить окружающих; он мог бы иметь сектантов, но никогда не соединил бы всего света.
Бог желал, чтобы новое откровение дошло до людей путем более быстрым и верным, вот почему Он поручил духам распространять учение от одного полюса до другого и проявляться повсюду, не давая никому исключительной привилегии слышать их речь. Один человек может быть обманут и может сам обмануться; но не может этого случиться с миллионами, видящими и слышащими одно и то же. Подобное обстоятельство служит ручательством для каждого и для всех. Можно заставить исчезнуть одного человека, но нельзя уничтожить массы; можно сжечь книги, но нельзя сжечь духов. Если бы даже сожгли все книги, источник учения остался бы неиссякаем, потому именно, что он не на земле, что появляется везде, всякий может черпать из него. За недостатком людей, чтобы его распространять, всегда будут духи, которые проникают всюду, но которых никто не может настигнуть.
Итак, это действительно духи самолично пропагандируют учение при помощи бесчисленных медиумов. Спиритизм был бы почти неизвестен, если бы истолкователем его явился один человек: как бы превосходен он ни был, к какому бы классу ни относился, он был бы предметом предубеждения со стороны многих лиц; все нации его бы не признали, тогда как духи, сообщающиеся всюду, со всеми народами, со всеми сектами и партиями, признаны всеми. Спиритизм не имеет национальности; он вне всевозможных культов; он не присущ одному какому-нибудь общественному классу, потому что всякий может получать сообщения от своих родных и друзей с того света. Это было необходимо для того, чтобы он мог призвать всех людей к братству. Если бы спиритизм не избрал нейтральной почвы, он бы поддерживал распри вместо того, чтобы их умиротворять.
Эта всеобщность поучений духов составляет силу спиритизма; в ней же заключается причина такого быстрого распространения его. Голосу одного человека, даже при помощи печати, понадобились бы века, чтобы дойти до слуха всех; но вот слышатся тысячи голосов одновременно во всех местах земли, чтоб оглашать одни и те же принципы и передавать их самым невежественным и самым ученым. Таким преимуществом не пользовалось еще ни одно учение. Стало быть, если спиритизм есть истина, то он не боится ни злой воли людей, ни нравственной революции, ни физических переворотов земного шара, потому что все это не может уязвить духов.
Но это не единственное преимущество, вытекающее из подобного исключительного положения. Спиритизм находит в себе самую могущественную гарантию против расколов, которые могли бы произойти вследствие честолюбия отдельных личностей или вследствие противоречий некоторых духов. Эти противоречия служат, без сомнения, камнем преткновения, но в них же самих заключается и средство против этого зла.
Известно, что духи далеки от обладания всей истиной и различаются между собой; известно, что не всем им дано проникнуть в некоторые тайны; что их знания пропорциональны их возвышенности и что у обыкновенных духов они не только не выше, но даже ниже, чем у некоторых людей; что между ними так же, как и между людьми, есть самонадеянные лжеученые, считающие, что они знают то, чего не знают, педанты, принимающие свои идеи за истину; известно, что только духи самые возвышенные, совершенно дематериализованные, освободились от земных идей и предрассудков; но известно также, что духи-обманщики не стесняются прикрываться заимствованными именами, чтобы заставить принять свои утопии. Из этого следует, что все поучения, кроме исключительно нравственных, и все откровения, получаемые любым человеком, имеют характер индивидуальный и недостоверный, что они должны быть рассматриваемы как мнения личные того или другого духа, и что было бы неосторожностью легкомысленно принимать и распространять их как абсолютные истины.
Первым контролем, без сомнения, должен быть контроль разума, которому надо подчинять все без исключения сообщения, получаемые от духов; всякую теорию, находящуюся в противоречии со здравым смыслом, строгой логикой и позитивными данными, должно отбрасывать, каким бы уважаемым именем она ни прикрывалась. Но этот контроль во многих случаях бывает несовершенен, вследствие недостаточности знаний некоторых людей и тенденции многих считать свое собственное мнение единственно истинным. Как же поступают в подобном случае люди, не имеющие полного доверия к самим себе? Они принимают мнение большинства, и это мнение становится их путеводителем. Точно так же должно поступать и с поучениями духов, которые сами дают нам к этому средство.
Согласие в поучениях духов есть наилучший контроль; но нужно еще, чтобы оно проявлялось при некоторых условиях. Наименее верное – если медиум сам спрашивает нескольких духов по поводу чего-нибудь сомнительного; очевидно, что если он подчинен неотступной идее или имеет дело с духом-обманщиком, то этот дух может дать ему одинаковые сообщения под различными именами. Нет также достаточной гарантии, если сообщения получаются через медиумов одного кружка, потому что они могут подвергнуться такому же влиянию.
Единственная серьезная гарантия правдивости поучений духов заключается в соответствии, существующем между сообщениями, сделанными при посредстве большого числа медиумов, незнакомых друг с другом и живущих в разных странах.
Само собой разумеется, что это совсем не касается сообщений, относящихся к второстепенным вопросам, а только тех, которые связаны с самими принципами учения. Опыт доказывает, что когда новый принцип должен получить свое подтверждение, он преподается добровольно, в различных местах единовременно и тождественно, если не по форме, то по существу. Если же одному духу вздумается формулировать эксцентричную систему, основанную только на его идеях и вне истины, то можно быть уверенным, что эта система останется ограниченной и падет перед единством поучений, данных повсюду в других местах, как тому бывали уже примеры, именно это единство заставило пасть все частные системы, народившиеся с появлением спиритизма, когда каждый объяснял феномены по-своему, прежде чем стали известны законы, управляющие отношениями мира видимого с невидимым.
Вот основание, на которое мы опираемся, формулируя принцип учения. Мы его предлагаем как истинный не потому, что он соответствует нашим идеям; мы себя вовсе не ставим под верховную защиту истины и никому не говорим: «Верьте этому, потому что мы вам это говорим». Наше мнение в наших глазах есть мнение личное, могущее быть верным или ложным, так как мы не более безгрешны, чем кто-либо другой. Считаем мы этот принцип верным не потому также, что он нам преподан, а вследствие того, что он получил подтверждение согласования.
Мы получаем сообщения почти от тысячи серьезных спиритических кружков, рассеянных в различных частях мира, и в состоянии проследить принципы, на которых основано это согласование. Именно это наблюдение руководило нами до сего дня и будет руководить при работе на новых нивах, которые спиритизм призван исследовать. Таким образом, внимательно изучая сообщения, полученные как во Франции, так и за границей, мы признаем, судя по совершенно специальному свойству этих откровений, что спиритизм имеет тенденцию вступить на новый путь и что пришло время сделать шаг вперед. Эти откровения, иногда выражавшиеся намеками, проходили незамеченными многими, получавшими их; другие же думали, что они одни их получили. Взятые в отдельности, они не имели бы для нас значения; тождественность же их придает им важность; затем, когда пришло время предать их гласности, каждый вспомнил, что получал поучения в том же роде. Мы наблюдаем и изучаем это общее движение при посредстве наших духовных руководителей, помогающих нам судить о том, что предпринять своевременно и от чего надо воздержаться.
Этот всеобщий контроль служит гарантией для будущего единства спиритизма и уничтожит все противоречивые теории. В нем именно будут искать критерий истины.
Успех учения, сформулированный в «Книге духов» и «Книге медиумов», обязан тому обстоятельству, что всякий везде мог получать непосредственно от духов подтверждение этого учения. Книги эти были лишены поддержки прессы, но все же быстро распространились, так как за них были духи, доброе намерение которых восторжествовало над злой волей людей. Если бы, однако, духи противоречили этому учению, книги эти давно бы уже постигла участь всех фантастических сочинений, и даже поддержка прессы не спасла бы их от гибели. То же самое произошло бы со всеми идеями, исходящими как от духов, так и от людей, которые не прошли бы испытание контроля, чье могущество никто не может оспаривать.
Предположим, что некоторым духам вздумается продиктовать книгу под каким-нибудь заглавием, книгу, смыл которой был бы противоречив; предположим даже, что их недоброжелательство внушило бы сообщения невероятные с враждебным намерением дискредитировать учение; какое же влияние могли бы иметь эти сочинения, если бы они со всех сторон оспаривались духами? Нужно увериться в согласии этих последних, прежде чем оглашать систему под их именем. Между системой одного и системой всех такая же разница, как между единицей и бесконечностью. Что значат все доводы клеветников против мнения масс, против миллионов дружеских голосов, пришедших из пространства и являющихся со всех мест вселенной к очагу каждой семьи, чтобы пробивать брешь? Разве опыт в этом отношении не подтвердил теории? Что сталось со всеми этими публикациями, которые должны были, будто бы, уничтожить спиритизм? Нашлась ли хоть одна, которая бы задержала его движение? До сего дня вопрос не рассматривался еще с этой точки зрения, а вопрос этот, без сомнения, один из самых важных. Всякий полагался на себя, не считаясь с духами.
Принцип согласования служит, кроме того, гарантией против искажений, которые могли бы внести секты, пожелавшие овладеть спиритизмом для своей выгоды и истолковать его на свой лад. Тот, кто попытался бы отвратить спиритизм от цели, определенной Провидением, потерпел бы поражение по той простой причине, что духи всеобщностью своих наставлений заставят пасть все видоизменения, отклоняющиеся от его истины.
Из всего этого вытекает несомненная истина, а именно: желание одного стать поперек течения признанных и установленных идей могло бы вызвать местный и временный незначительный переворот, но никогда не взяло бы верх в общем течении не только в будущем, но даже и в настоящем. Оттуда же следует, что единичные наставления, даваемые духами относительно еще не истолкованного учения, не смогут составить закона и что их, следовательно, должно принимать с большой осмотрительностью. Оттуда же вытекает, что при опубликовании их нужна величайшая осторожность и предлагать их надо только как мнения индивидуальные, более или менее вероятные, но еще нуждающиеся в подтверждении. Это подтверждение нужно получить прежде, чем оглашать некоторый принцип как абсолютную истину, чтобы не быть обвиненным в легкомыслии или безрассудной легковерности.
Возвышенные духи приступают к своим откровениям с необыкновенным благоразумием; они касаются великих вопросов учения постепенно, по мере того как ум становится способным воспринять истины более высокие, а обстоятельства благоприятствуют усвоению новой идеи. Вот почему они до сих пор еще всего не сказали и никогда не поддаются нетерпению людей, слишком торопящихся и желающих срывать плоды, не дав им созреть. Было бы излишним желать предупредить время, предназначенное для каждой вещи Провидением, потому что в таких случаях духи, действительно серьезные, решительно отказывают в своем содействии; духи же легкомысленные, мало заботясь об истине, отвечают на все. Оттого-то на все преждевременные вопросы всегда получаются противоречивые ответы.
Вышеизложенные принципы – дело вовсе не личной теории, а являются неизбежным следствием условий, при которых проявляются духи. Если один дух говорит что-нибудь в одном месте, тогда как миллионы духов говорят противоположное в других, то очевидно, что вероятность истины не может быть на стороне одного: ведь претендовать одному на обладание истиной было бы так же нелогично со стороны духов, как и со стороны людей. Духи, действительно благоразумные, создающие себя недостаточно осведомленными по данному вопросу, никогда не решают его абсолютно; они заявляют, что его надо разобрать с их точки зрения, и сами советуют ждать подтверждений.
Как бы велика, прекрасна и справедлива ни была идея, невозможно, чтоб она с первого шага соединила все мнения. Происходящие в этом случае споры являются неизбежным следствием возбужденного движения; они даже необходимы для поиска истин и особенно полезны, если происходят вначале, так как ложные идеи могут быть скорее опровергнуты. Спириты, опасающиеся этих споров, должны, значит, быть совершенно спокойны. Все единичные претензии падут в силу установившегося порядка вещей перед великим и могущественным критерием всеобщего контроля.
Это мнение не одного человека, а объединенный голос духов; это не один человек, а мы еще менее, чем всякий другой, который положит основание спиритическому правоверию; это также не дух, являющийся общаться с кем бы то ни было; это всеобщность сообщений духов, являющихся на всей земле по велению Бога. В этом – основа учения спиритизма, в этом – его сила, в этом – его авторитет. Бог пожелал, чтобы Его закон был основан на несокрушимом фундаменте; вот почему Он не возложил его на немощную голову одного человека.
Перед таким могущественным ареопагом, не знающим ни партий, ни ревнивой вражды, ни сект, ни национальностей, разобьются все мнения, все самолюбия, все претензии на индивидуальное главенство. Мы сами себя побили бы, если бы пожелали подменить нашими идеями высшие законы этого ареопага; Он один решит все спорные вопросы, заставит замолчать разногласия и воздаст каждому по заслугам. Перед этим внушительным созвучием всех голосов неба что значит мнение одного человека или одного духа? Меньше, чем капля воды, теряющаяся в океане, меньше, чем голос ребенка, заглушаемый громом.
Всеобщность мнений – вот высший судья, произносящий последний приговор; она составляется из мнений индивидуальных; если одно из них правильно, то оно имеет только свой относительный вес; если же оно ложно, то не может перевесить все другие. В этом громадном конкурсе индивидуальности стираются, и человеческому самолюбию наносится новый удар.
Гармоническая общность уже замечается; прежде чем кончится этот век, она засияет во всем своем блеске и укрепит всех неуверенных, так как могущественные голоса получат миссию заставить услышать себя, чтоб соединить людей под одним знаменем, как только почва будет достаточно подготовлена. Тем временем колеблющийся между двумя противоположными системами может заметить, в каком направлении образуется общее мнение; достоверной приметой этого может служить смысл, в каком высказывается большинство духов по тем различным вопросам, по которым они дают сообщения. Это верный признак той из двух систем, которая возьмет верх над сомневающимся.

Чтобы хорошо понять некоторые места Евангелия, необходимо знать значение многих слов, которые часто в нем употребляются и которые характеризуют состояние нравов и общества евреев той эпохи. Слова эти, утратившие для нас первоначальный смысл, часто плохо истолковывались и поэтому поселили в нас нечто вроде неуверенности. Понимание их значения объясняет истинный смысл некоторых положений, кажущихся странными с первого взгляда.
САМАРИТЯНЕ. После раскола десяти колен, Самария стала столицей распавшегося Израильского царства. Разрушенная и покоренная в несколько приемов, она под владычеством римлян сделалась главным городом Самарии, одной из четырех частей Палестины. Ирод Великий украсил ее великолепными памятниками и, чтобы польстить Августу, дал ей название Августы, по-гречески Sebaste. Самаритяне были почти всегда во вражде с царями иудейскими; глубокое отвращение, начавшееся с их разделения, продолжалось постоянно между двумя народами, избегавшими всяких близких сношений. Самаритяне чтобы сделать разлад еще более глубоким и чтобы не иметь вовсе надобности ходить в Иерусалим для религиозных празднеств, построили отдельный храм и произвели некоторые реформы; они признавали только Пятикнижие, содержащее закон Моисея, и отвергали все книги, введенные впоследствии. Их священные книги были написаны на самом древнем еврейском языке. В глазах правоверных евреев они были еретиками, а потому их презирали, предавали анафеме и преследовали. Единственной причиной антагонизма между двумя народами было различие в религиозных мнениях, хотя верования их имели одно происхождение. Это были протестанты своего времени.
Еще теперь встречаются самаритяне в некоторых местах Ливана, особенно в Наплюзе и Яффе. Они соблюдают закон Моисея с большей строгостью, чем остальные евреи, и вступают в союзы только между собой.
НАЗАРЕТЯНЕ. Это имя присвоено в древнем законе евреям, давшим обет сохранения полной чистоты на всю жизнь или на время; они соблюдали целомудрие, трезвость и не стригли волос. Самсон, Самуил и Иоанн Креститель были назаретянами. Позднее евреи называли этим именем первых христиан, по аналогии с Иисусом Назореем.
Это было также название одной еретической секты первых веков христианства, которая смешивала обычаи Моисея с христианскими догмами так же, как эбиниты, от которых она приняла некоторые положения. Эта секта исчезла в четвертом веке.
МЫТАРИ. Так назывались в древнем Риме всадники-арендаторы общественных податей, обязанные взыскивать налоги и различные доходы в самом Риме и других частях империи. Они были подобны генеральным арендаторам древнего государственного строя Франции и тем, которые существуют еще теперь в некоторых странах. Риск, которому они подвергались, заставлял закрывать глаза на их обогащение, которое часто бывало результатом лихоимства и постыдных доходов. Название мытаря дано было впоследствии всем управлявшим общественными доходами и подчиненным им агентам. Теперь это название применяется в отрицательном смысле к финансистам и недобросовестным деятелям; говорят иногда: «Жаден, как мытарь; богат, как мытарь».
Со времени римского владычества евреи всего труднее мирились с налогами, которые сильно раздражали их; после нескольких восстаний на основе этого недовольства возник религиозный вопрос, так как на налоговое бремя смотрели, как на нечто противное закону. Образовалась даже сильная партия, основным положением которой было отказываться от уплаты податей; во главе этой партии стоял некто Иуда, прозванный Голонитом.
Евреи с ужасом относились к налогам, а следовательно, и ко всем уполномоченным их взимать; отсюда происходило их отвращение и презрение не только к мытарям всех родов, хотя между ними могли быть люди вполне достойные уважения, но даже и к их посетителям. Знатные евреи считали предосудительным для себя входить с ними в какие бы то ни было близкие сношения.